— Сда…юсь — прохрипел он, теряя последний воздух. Энн убрала подошву, освобождая путь для кислорода, и Энью глубоко вдохнул, закашлявшись от ударившего в горло давления,
— Он сдался, — крикнула Энн кому-то в сторону колонн. В ответ по полу зашуршали пятки врачей.
— Правда… Такого я точно от тебя не ждал, — потирая горло и тихо ухмыляясь, ответил Энью, — Так откуда ты взялась?
— Из бедных кварталов, — пробормотала она, срывая обгоревшие лоскуты формы и наблюдая, как её побеждённый соперник что-то напряжённо вспоминает. — В детстве мы вместе играли там, Энью. У меня… хорошая память на лица.
***
Даже спустя полгода после того случая он всё ещё не забывал о ней. Энн давно похорошела — от прежней девчонки со звериным блеском в глазах остался разве что… блеск, но теперь чистый, наполненный уверенностью и упорством. И всё же она не поменялась — иногда всё ещё нахальная, дерзкая, самоуверенная, нетерпеливая, напористая. Он знал о ней всё, вплоть до мелочей: знал, как долго выбирает обувь и быстро — всё остальное, как ненавидит засиживаться за задачами до темноты, как брезгует страхом, из принципа бросаясь на каждую амбразуру на пути, как раздражается из-за перфекционизма некоторых её одногруппников, и много чего ещё. Нельзя было сказать, что он следил — просто смотрел, а она часто смотрела в ответ, но не отвечала, а он не хотел спрашивать. Всё свободное время он думал об этом. Иногда хотелось спрятаться от этих мыслей, убежать в сражение или учёбу, иногда — обнять обманчиво хрупкие плечи и рассказать, что он переживает, что готов выслушать и помочь, готов слушать бесконечно, так долго, как она захочет. Тогда он не знал, что это зовут влечением, и, наверное, знать не хотел. Энью с громким выдохом откинулся на подушку, закинув руки за голову и чуть не ударившись головой о деревянный каркас — замечтался.
Он услышал шаги задолго до того, как открылась дверь, но до конца надеялся, что это не к нему, желая сейчас только одного — подольше поспать, чтобы завтра остались силы на работу. Еле слышный треск половиц, приглушаемый магией, выдавал излишнюю предосторожность, но против него, опытного в её использовании, такое было бесполезно. Впрочем, он решил не подниматься, чтобы не спугнуть, сосредоточившись на потоке в попытке выяснить, к какой двери подойдёт незнакомец, чтобы потом знать, кого расспрашивать. Белая тень скользнула в комнату почти неслышно, еле скрипнув петлями, заставив Энью подскочить от удивления — последние несколько секунд он просто пропустил, не заметив, как девушка уже оказалась тут.
— Прости, что внезапно… Не спишь? — первые слова. Наконец-то это случилось, но теперь Энью было стыдно, что решилась она, а не он. Перед ним стояла Эннелим, та самая, настоящая, с которой он сражался и проиграл. И сейчас она была не просто человеком — она была победителем даже в этом несуществующем состязании.
— Уснёшь тут, — съязвил он, но тут же пожалел об этом. Не так всё должно быть, не так. — Нет, не сплю…
— Я… — они оба чувствовали напряжение от этого молчания, так неудачно и невовремя повисшего в воздухе застоявшимися в горле словами, — Я могу…
— Кошмары, да? У меня тоже. С недавних пор, — Энью пожал плечами и немного покраснел. — Оставайся, если хочешь, я не против…
— Спасибо…
Она медленно подошла, так, что Энью мог увидеть каждое движение, каждый манящий изгиб ткани, играющей складками на лучащемся энергией теле. Руки поднялись сами собой, встречая её руки, проходя по рукавам к плечам и за спину, смыкаясь в единении соприкоснувшихся жизней и крепких, но нежных объятиях. Энью чувствовал, как её бледные волосы струятся по его кофте, как неритмично бьётся её сердце, как кажущиеся слабыми руки сжимают его талию, как бушуют соединившиеся потоки моря жара, пробегая лавой по венам до самых кончиков пальцев, завершая и начиная заново всё, что так давно теплилось надеждой в их душах. Это было нечто гораздо большее, чем просто касание — это был целый мир, распахнувший двери взаимности и открытым желаниям, разделяющий со смертными секреты счастья — мир, что зовётся искренностью, и в этот раз, как каждый не старался, ни стремился к победе, они оба проиграли друг другу.
— Что тебе снится? — Энью смотрел прямо в глаза, в до невозможности кристальные зеркала, в которых лежала целая Вселенная. Его Вселенная.
— Много чего… Много непонятного, города, детство.
— Трущобы?
— Да. Отец, мать, Учитель иногда.
— Они были такими плохими людьми?
— Нет, скорее обычными. Мать не помню, но всё равно снится, а вот отца помню слишком хорошо. Учитель… наверное единственная, кто приносит добрые сны.
— Она — тот друг отца, да? — Энью сильнее скомкал одеяло и плотнее прижал к себе сжавшуюся в комочек Энн. Им обоим было больно говорить о кошмарах, но говорить было нужно, и тепло друг друга поддерживало, давало силы не сдаваться.
— Да, всё благодаря ей, — Энн усмехнулась, — Я так и не сказала «спасибо» по-человечески, и это гнетёт гораздо больше, чем какие-то люди.
— А мой отец… Ты помнишь его?
— Мы ни разу не встречались. Похоже, он сильно доверял Учителю, раз позволил мне попробовать. Улицы по-своему неплохо учат драться… Забавно, те улицы, где я жила, были самым худшим местом на земле, но я вряд ли выбралась бы без их помощи.
— Он умер там, на этих улицах. Он хотел изменить их, но они, похоже, изменили его. Тоже иронично, правда?
— Не говори так. Я уверена, твой отец был хорошим человеком.
— В том и дело. Его больше нет.
— Твои сомнения его не вернут. Виноватых…
— Виноватых нет. Как всегда, ты в самую точку. Жаль, что фабрику потеряли. Остался только с этим, — он аккуратно провёл наполненной жаром магии рукой по её спине, прогоняя последние остатки холода кошмаров, — И… с тобой.
— Я… — Энн прикусила губу, поняв, что не
