— Я буду очень сильно скучать по тебе, Кон. Пожалуйста, звони мне и присылай фотографии, хорошо? Держись рядом с остальными и носи спасательный жилет, если будешь плавать, и говори Альме, если тебе что-нибудь понадобиться, и…
— Бетти, я все знаю! — добродушно фыркает он. — Я надел свой кожаный браслет, не беспокойся. Но не пой мою песню, пока я не вернусь, потому что она моя. И не убей моих рыбок.
— Поняла, — я прерывисто хлюпаю носом и вытираю о его футболку; ничего не поделаешь. — Я люблю тебя больше всего на целом свете, Коннер. Возвращайся целым и невредимым, и поскорей.
— Люблю тебя больше, сестра.
Он покрывает все мое лицо поцелуями, сжимает еще раз напоследок, а затем выскакивает из автобуса.
— Пока, Кэннон! — кричит он, встречая по пути Ретта и Джареда, которые исчезли сразу после этой семейной встречи и ждали снаружи.
— Обними меня, Элизабет, мне нужно поспешить за ним, — смеется Альма, раскрывая объятия. — С ним все будет в порядке, даю тебе слово, — она шепчет в мое ухо. — Я так горжусь женщиной, которой ты стала. Пожалуйста, поживи немного ради себя.
Я могу только кивнуть, впитывая комфорт объятий, по которым так долго скучала. Я чувствую себя намного лучше, услышав от нее самой, что она поедет и позаботится о Приятеле. Ее словам я доверяю.
— Я лучше пойду за ним. Приятно было познакомиться, Кэннон, — она машет нам рукой и оставляет нас троих наедине.
— Здесь вся информация о том, где мы остановимся, рейсы и время, контактные номера, — он протягивает мне папку, будто все происходящее какая-то деловая сделка. — Я ценю то, что ты спокойно позволила это. И даю слово, Элизабет, что о нем хорошо позаботятся, и он прекрасно проведет время.
Рука Кэннона находит мое плечо и сжимает, он дает понять, что рядом и, инстинктивно, я накрываю ее своей ладонью. Глаза моего отца расширяются от такого жеста.
— Также я имел в виду именно то, что сказал — насчет возможности как-нибудь сесть и все обсудить. Я твой отец, и я очень люблю тебя.
— Ты будешь говорить то же самое, когда все голоса будут подсчитаны? — огрызаюсь я, что заставляет Кэннона сжать мое плечо сильнее.
— Если я прямо сейчас выйду из гонки, ты присоединишься ко мне за ужином? Объяснишь хотя бы некоторые причины этой ненависти?
— Нет.
— Я так и предполагал. Но, в любом случае, мой ответ — да.
Если бы я мог отмотать время всего лишь на час назад, то проверил бы все тайники Джареда и выбросил весь крепкий алкоголь. Моя маленькая сирена выпила два шота, и ей совсем не нравятся мои попытки помешать ей продолжать. Все же напиться после концерта кажется более удачной идеей.
На самом деле, если она не выйдет из ванной в ближайшие пять минут, у меня не будет другого выхода, кроме как предположить, что она вырубилась, пока приводила себя в порядок, и пойти за ней.
Я знаю, она скучает по Коннеру. Черт! Я тоже скучаю по нему, хотя прошло всего лишь несколько часов. Но она не может провести эти две недели, постоянно испытывая паранойю и занимаясь саморазрушением. Я не позволю ей. Я дам ей свободное пространство, комнату, где она сможет все проанализировать, решить и делать все, что ей вздумается. Но в другое время, когда она может даже не осознавать, что ей нужно, я заберу ее в такое место, где ей не придется ни о чем думать и ничего решать, это будет уже моей работой.
— Достучался до нее? — спрашивает меня Джаред, подтягивая повыше висящую за спиной басс-гитару и держа в руках инструментальную сумку. — Мы собираемся выходить.
— Ага, мы выйдем следом за вами.
Ретт колеблется, оценивая меня тяжелым взглядом, прежде чем, слегка тряхнув головой, снисходительно улыбнуться.
— Удачи. Она боготворит своего брата. С таким же успехом она могла остаться без рук и ног — вот, что она чувствует сейчас. Либо ты тот, кто в состоянии справиться с ней, либо нет. Но я ставлю на тебя, Свистящие штаны, — он вздыхает, похлопывая меня по плечу, — потому что я люблю ее, и она тоже уверена в тебе. Она хочет, чтобы это был ты.
— Понял, — насмешливо произношу я, хотя это выходит язвительнее, чем следовало бы. Я рад, что у нее всегда был Ретт, но его работа здесь закончена. Теперь Лиззи моя. Моя, чтобы любить ее, беспокоиться о ней, утешать и поддерживать во всем, что ей необходимо, и чем скорее он уступит, тем спокойнее будет обстановка. Он может говорить, что ставит на меня, но я не могу сказать, что верю ему. Не раньше, чем действительно начну верить.
Джаред деликатно покашливает, чтобы отвлечь наши с Реттом задумчивые и хмурые взгляды друг от друга. Я поворачиваю голову, и воздух со свистом покидает мои легкие.
Неожиданным образом она оказывается здесь, появившись из кокона, которым определенно является ванная комната автобуса. Опьяняющее создание, заставляющее забыть обо всем на свете, вот кто она.
— Трахни меня, — я не справляюсь с потоком эмоций, будто комом застрявших в горле; это то, что в действительности не должно произноситься вслух.
— Даже не членом Ретта, но спасибо, что спросил, — Джаред хлопает меня по плечу, засмеявшись. — Но я понимаю тебя. Она действительно что-то.
Она медленно идет ко мне, и эти неторопливые движения все более поддразнивающие и сексуальные, потому что… даже знать не хочу. Все, что я знаю, это то, что я не смог бы отвести взгляд от ее очаровывающей новообретенной красоты, даже если бы попытался. Ее волосы, вернувшиеся к натуральному золотисто-каштановому цвету, завиты на концах и откинуты назад, что только подчеркивает эти огромные, необычайно ранимые карие глаза. Она нанесла новые дымчатые тени, и мой член реагирует на то, что происходит с ее взглядом сегодня, ее губы блестят все ярче с каждым приближающимся движением.
Она, без сомнений, очень миниатюрная, но эти черные сапоги просто изумительны и, наверное, у них сверхъестественный каблук, потому что, клянусь, ее ноги стали длиною в мили и ускользают под едва заметную черную юбку. Я уже знал, что у нее восхитительная грудь, но эта белая майка, надетая на ней, серьезно заигрывает с моим благородством на очень опасных уровнях. Ярко-розовый бюстгальтер под ней явно предназначен поддразнивать все, что создано Богом для того, чтобы мужчину сделать мужчиной
