— Не так, я думал, будет проходить сегодняшний вечер.
Его взгляд решительный, в нем сквозит убежденность, устраняющая любое сомнение в его словах.
— Но раз так, тогда начнем, — тяжелый вздох. — У тебя никогда не было парня или защищающего старшего брата, и никаких тайных свиданий. Первые две недели ты вздрагивала и уклонялась, даже если мы слегка соприкасались с тобой локтями. Я просто пытаюсь понять, насколько я ошибался на этот счет. Признаюсь, я бы поставил на кон свою жизнь, что ты девственница. Поэтому прямо сейчас мне не нравятся два предположения, которые терзают мой разум.
Я резко сужаю глаза и упираюсь руками в бока.
— И какие же?
— Ты, — его кадык быстро двигается вверх-вниз, — ты подверглась на-нападению?
— Нет, — мое желание защищаться мгновенно исчезает, и я охватываю его руками за талию; в этот раз он позволяет. — Ничего такого.
— Ретт.
Это не вопрос. И это не голос моего Кэннона. Я крепче сжимаю его талию и киваю, упираясь в его грудь.
— Как давно? — его грозное рычание заставляет меня вздрогнуть.
— Только однажды, — шепчу я.
— Как давно это было?
— Годы, — я мысленно подсчитываю. — Почти семь. Семь лет назад, один раз, после моей мамы. Просто я… он утешал меня и…
— И все? Только он, только раз?
— Да.
Я откидываю голову назад, нуждаясь в том, чтобы его глаза сказали мне, что значит этот его пугающий тон. И сейчас я вижу… Это значит, что он ревнует и не может вынести мысль об этом.
— Кэннон, не сходи с ума. Это были двое детей, друзей, которым было больно. Крепкие объятия и поддержка превратились в любопытство. Вот и все.
Он выпускает долгий утомленный вздох и скользит рукой по своему лицу.
— Конечно, я не схожу с ума, это было бы глупо. Я испытываю неловкость. Если прежде у меня и были подозрения о твоих отношениях с ним, взгляды, которые он бросает на тебя, его комментарии, то теперь, эм, все встало на свои места.
Не так я представляла сегодняшнюю ночь.
— Без сомнения, я люблю Ретта и всегда буду, так же, как и он меня. Но не такой любовью, о которой тебе бы следовало волноваться. На самом деле у нас с ним был разговор, проясняющий разницу.
Он отдвигается от меня, и на какую-то долю секунды мои руки стремятся притянуть его обратно, но я заставляю себя этого не делать. Раз он хочет поговорить об этом, мы оба будем думать более ясно, когда не прикасаемся друг к другу. Сейчас он расхаживает из стороны в сторону, судорожно трет руками волосы и пыхтит. Если бы это не было так забавно, то было бы горячо.
Забудьте об этом, все-таки это горячо.
— Ты закончил? — пристаю я к нему, с вызовом подняв брови. Теперь я устраиваюсь на краю кровати и откидываюсь назад, опираясь на руки.
— Не совсем. Я собираюсь пройтись, — он хватает свои ботинки и направляется к двери. — Я не хочу наговорить лишнего.
— Иди, составляй свой список, разложи все по полочкам, — поддразниваю я. — Я буду ждать тебя здесь. Но я хочу, чтобы ты не забывал о парочке вещей.
Он молча поворачивается ко мне лицом, весь во внимании.
— Ты перестал спать со своей бывшей невестой гораздо позже, чем семь лет назад, и я забыла об этом. Я также забыла о том факте, что она разрывает твой телефон. Я узнала об этом, когда схватила его по ошибке, клянусь. Но ты собирался жениться на ней, и она по-прежнему присутствует в твоей жизни. Не похоже на пустяк, о котором не стоит беспокоиться, тебе так не кажется?
Ах, мой стойкий, сильный Кэннон. За свою жизнь у меня набралось достаточно опыта, чтобы не реагировать на мимолетное вздрагивание и сужение зрачков. Он заставляет свою точеную челюсть разжаться и расправляет свои широкие плечи, которые, я знаю, носили бы меня дни напролет. Эта черта больше всего вызывает у меня уважение — когда он говорит, что не будет ввязываться в это, чтобы не сказать что-нибудь неприятное, именно это он и имеет в виду.
Мы оба знаем, что мой вопрос был риторическим. И когда я вижу, что он отказывается вступать в контрнападение, я продолжаю.
— Ревность мужественна и привлекательна, только если исходит из хороших побуждений, а не из-за нехватки доверия. Я не прошу доверять Ретту, я прошу доверять мне. У тебя есть мое доверие, и только отвечая тем же, ты сохранишь его, — давая ему возможность обдумать мои слова, я поднимаюсь и иду в сторону ванной комнаты, единственный путь для побега, а затем бросаю через плечо. — Увидимся, когда ты вернешься.
Закончив чистить зубы, я выключаю воду в тот же миг, как слышу закрывающуюся дверь.
Он вернулся; прошло не больше пятнадцати минут.
Даже находясь по-прежнему лицом к двери, он знает, что я стою позади него — в тот момент, когда я завернула за угол, он замер, спина выпрямилась, мускулы заметно напряглись под его футболкой — но он не произносит ни слова, ожидая.
Медленное движение, и Кэннон разворачивается с явным ненасытным голодом в глазах.
—Если ты разобьёшь зеркало, то говорят, что это принесет семь лет несчастий. Налоговая проверка может нагрянуть в течение семи лет. А ты знала, есть фильм под названием «Зуд седьмого года». Звучит не очень весело.
Э-э-э…
— Хорошо? — лопочу я, немного растерявшись.
— Это хорошо, — он идет ко мне, крадучись, — очень хорошо.
Его правая ладонь скользит вверх по моей руке и накрывает основание шеи, в то время как левая украдкой обхватывает мою талию и притягивает вплотную к нему.
— Принято считать, что через семь лет все проходит, преодолевается и никогда больше не случается, это шанс начать сначала. И, — он целует кончик моего носа, — семь — счастливое число.
— Сейчас я так сильно сбита с толку, — вздыхаю я, в приглашении откидывая голову назад, чтобы получить больше поцелуев.
Он понимающе хихикает, чмокнув меня в нос еще раз.
— Мне не нравится все это, потому что это он. Когда я смотрю на него, что неудобно каждый проклятый день… Ну, в любом случае, — он улыбается, не скрывая мучительную досаду, — это не считается, а поэтому не имеет значения.
У Кэннона аналитический склад ума, он последовательный, весьма умный и не верит в удачу. Безусловно, это его странный способ принять тот факт, что да, мужчина, живущий рядом с нами, был моим первым. Как бы то ни было,
