— Я хотел, чтобы ты сама осознала это, и ты это сделала. Теперь я собираюсь показать тебе, как сильно обожаю тебя. Я хочу заняться с тобой любовью.
— Пожалуйста.
Я ерзаю и слегка улыбаюсь в ожидании того, что этот прекрасный мужчина может сделать для меня — дать жизнь глубоко похороненной и нетронутой частичке, той, кем я действительно являюсь. Его глаза неотрывно смотрят в мои, когда он скользит внутрь меня и наружу, делая яростные вдохи через нос. Его ослабевающий контроль отражается в нашем пристальном взгляде.
— Здесь мое место. Ты ощущаешься так правильно, Лиззи, — стонет он, крепко зажмурив глаза, когда толкается с возрастающей силой и скоростью. — Мой рай.
Мои руки не знают никаких пределов и границ, прикасаясь к нему повсюду. Мои пальцы плавно движутся по его скользкой от пота коже, обводят контуры его мускулов и, в конечном счете, хватаются за его упругую задницу.
— Подтяни ноги вверх и согни колени, — рычит он, и мое тело немедленно подчиняется его требованию. Вставая на колени, он проскальзывает руками под мою задницу и приподнимает мой таз, вонзаясь глубже, его ропот смешивается с моими стонами.
— Ты тугая маленькая ведьмочка. Почувствуй, что ты делаешь со мной. Ты нужна мне и здесь тоже, детка, используй пальцы. Быстрее.
Его затрудненное дыхание, слова и бормотание сливаются в великолепный хор мужественности, звук, доставляющий такое удовольствие, что зажигает пожар внутри меня.
Я выполняю его приказание и лихорадочно тру клитор, пока он вколачивается в меня с безрассудной импульсивностью. Отказываясь закрывать глаза, несмотря на то, что это требует много усилий, я впитываю вид того, как он получает наслаждение, находясь внутри моего тела, и приготавливаюсь, когда все чувства, как ментальные, так и физические отключаются.
— Кэннон! — я пронзительно кричу в порыве экстаза, мои внутренние мышцы напрягаются и сжимаются вокруг его твердости.
— Ох, мать твою, да-а, — шипит он сквозь сжатые зубы, затем поспешно выходит из меня и кончает мне на живот. Он пульсирует еще долгое время после того, как пришел к финишу. Его глаза, наконец, открываются, чтобы найти мои, которые я не закрывала ни на мгновение. — Не двигайся, — он подмигивает и посылает мне воздушный поцелуй, слезая с кровати.
Кэннон возвращается еще до того, как мой пульс успокаивается, неся в руках теплую мочалку, которую использует, чтобы аккуратно очистить меня между ног, а затем и мой живот. Бросив ее на ночной столик, он ложится и притягивает к своему теплому телу. Он помещает мою голову под своим подбородком, нежно целуя мои волосы с протяжным вздохом.
— Мне следовало спросить тебя о презервативе, — тихо произносит он. — Мне жаль, детка.
— Не стоит. Ты же знаешь, что я на таблетках, и я доверяю тебе, — я прижимаюсь ближе, наслаждаясь твердым, дарящим комфорт телом, и это просто за пределами моих мечтаний.
— Ну, если ты не сердишься, тогда я бы хотел сказать теперь, когда я знаю… Я совершенно уверен, что у меня аллергия на презервативы.
Я смеюсь над тем, с какой надеждой в голосе он это произносит.
— Это правда?
— Абсолютно. И я содрогаюсь при мысли, что может произойти в следующий раз, если я должен буду выйти из тебя, когда ты меня так сжимаешь. Я могу уже никогда не оправиться.
— Кэннон?
— Сирена?
— Засыпай.
Если у меня и были сомнения, проснулся ли он, то тяжесть его взгляда, пусть и в спину, и легкие покусывания моего плеча определенно выдали его.
— Знаю, что ты не спишь. — Укус. — Нужен еще кусочек. — Еще один крошечный укус. — Ты, моя любовь, покровительница обманщиков.
Я пытаюсь перекатиться, но он решительно останавливает меня, положив руку на бедро.
— И что это должно означать? Я спала.
Он посмеивается напротив моей кожи, поглаживая меня ступней вдоль икры.
— Ты притворяешься не только спящей, но и во всем остальном. Ты примеряешь так много масок Лиззи, чтобы устрашать, прятаться по множеству причин. Но больше ты не должна этого делать. Просто будь собой, чтобы не случилось, в любое время, я рядом с тобой, и я люблю тебя. Ты мой крепкий маленький орешек, но я расколол тебя. Любые дальнейшие прятки под маской с твоей стороны будут бесполезны. Я настолько погряз в этом, что уже не уверен, являюсь ли еще отдельным существом.
— Ты ведешь очень милые разговоры в постели, Ромео. Называя меня притворяющимся орешком, ты ничего не добьешься, — ворчливо отвечаю я. — Но все остальное? Хммм. — Я тихонько стону, испытывая эйфорию и свободно погружаясь в безопасность его убедительных, произнесенных с любовью почтительных слов. — Это мне может понравиться.
— Лгунья, — он отодвигает волосы и оставляет смачные поцелуи вдоль моей шеи, его губы находят покой между моих лопаток. — Ты любишь то, как я называю тебя, и я отказываюсь позволить тебе прятаться. Ты нуждаешься в моей благоразумности так же сильно, как я наслаждаюсь твоей свирепостью. Прими это.
— Я ничего не принимаю.
Я пытаюсь смыться подальше, вызывая именно ту реакцию, какую хотела — эротическое рычание, и он подтягивает меня обратно так близко к себе, что не остается ни малейшего расстояния между нашими телами.
— Моя сладкая Лиззи, такая упрямая и сдержанная, самая настоящая задира по ее собственному мнению. Я понял это в ту же минуту, как встретил тебя. — Он испытывает мою силу воли, проводя языком вниз по моему позвоночнику.
— Понял, что? — спрашиваю шепотом.
— Ш-ш-ш, я считаю твой пульс. Если он опустится до ста пятидесяти, я буду вынужден принять решительные меры.
О, боже. Его левая рука покидает мое бедро и медленно крадется вниз через мой живот прямо к завиткам. Это уж точно не поможет моему пульсу, уверяю тебя.
— Кэннон, — хрипло произношу я, прижимаясь к нему.
— Сто тридцать семь. Я могу лучше, — решительно объявляет он самоуверенным голосом и переворачивает меня так, что я оказываюсь под ним. — Я знаю, мы будем идеальны, вне времени. Твой пульс ускорялся с каждым шагом, когда ты стремилась ко мне, пока он, наконец, не стал соответствовать тому, как быстро билось в груди мое сердце, наблюдая за тобой издалека.
— Кэннон. — Мои глаза увлажняются от ощущения счастья, когда я поднимаю трясущуюся руку к его щеке. — Слава богу, противоположности притягиваются. И это официально означает, что я ничто, — я подавляю всхлип, — потому что ты — все. Все.
— Не уверен, что мне по нраву, как ты называешь себя ничем. Он захватывает обе мои руки и вытягивает над моей головой. —
