— Нашел! Прямо здесь, 71276.
Я протягиваю ему ключ, нервничая настолько сильно, что запросто могу что-нибудь сломать. Он отпирает ее, выдвигает длинный узкий ящик и кладет его на стол, стоящий посреди комнаты. Затем он поворачивает ключ на один оборот и открывает сам ящик, держа крышку приоткрытой.
— Посмотри на меня, — мягко требует он. — Вдох для меня, — его глаза так и говорят мне «сделай это», когда я упрямлюсь, — теперь выдох для себя. Хорошая девочка. — Он наклоняется и оставляет на моих губах поцелуй, а затем еще один. — Я рядом.
Он открывает крышку, откидывая ее к столу. Первая вещь, которая привлекает мое внимание, это принадлежащая моей маме брошь-камея из слоновой кости с вырезанным профилем ее матери. Я всегда считала, что это украшение отвратительное и устаревшее, но сейчас оно кажется мне красивым и исполненным величием.
— Отодвинь ее в сторону, пожалуйста, — произношу я шепотом, не готовая к чему-либо прикасаться.
Следом идут множество колье, колец и серег из драгоценных камней.
— Уверен, что они дадут нам сумку, — комментирует он, выкладывая украшения в одну горстку на стол.
— Хм-м, и все? Странно, — пожав плечами, я встаю.
— Лиззи, — раздраженно бурчит он, — я знаю, что ты видишь этот конверт с именем «Бетти» на нем. Хочешь прочитать его сейчас или позже?
— Должно быть, не заметила его. — Попалась. Я отвожу взгляд и снова сажусь. Что, если я разрыдаюсь перед ним как какая-то размазня? Или еще хуже. Что, если я вообще никак не отреагирую, тем самым показав ему девушку с каменным сердцем? — Можно и сейчас. Хочешь прочитать его мне?
— Я могу прочитать, а могу сидеть здесь и держать твои руки, пока ты его читаешь. Или я даже могу покинуть эту комнату и дать тебе немного уединения. Чего ты хочешь на самом деле? — ухватив его за края, он с некоторым затруднением достает конверт, который слишком большой для ящика и покоится в самом низу. — Копни глубже, любовь моя. Чего ты хочешь?
— А как бы ты поступил? — я спрашиваю с мольбой, мои веки увлажняются, колени подскакивают вверх и вниз, сердце болит и стучит угрожающе быстро.
— Ох, Лиззи, я не смогу ответить тебе на этот вопрос, и ты это знаешь. Закрой глаза, — он нежно шепчет, наклоняясь так, что наши губы немного соприкасаются. — Закрыла? — я киваю. — Хорошо, вдох для меня, — я шумно втягиваю воздух, — а теперь выдох. Каков твой выбор? — произносит он быстро, не давая мне возможности подумать.
— Прочитай его мне, — машинально отвечаю я.
Он нисколько не сомневается во мне и открывает конверт, не отводя от меня глаз. Он принюхивается, и я чувствую его со своего места, ее аромат.
— Изящный почерк, — произносит он, чтобы как-то успокоить меня.
— А, да, — отмахиваюсь я и делаю знак рукой, чтобы он продолжал.
— Дорогая Бетти, моя прекрасная, сильная девочка, — он прочищает горло и встает, направляясь к зеленой кнопке, чтобы нажать ее.
— Закончили? — щебечет Эйприл.
— Нет. Нам нужна коробка бумажных носовых платков, если у вас такие найдутся, пожалуйста.
Проклятое предательски плачущее лицо.
Двумя минутами позже дверь открывается, и Эйприл протягивает коробку, а затем снова с хлопком блокирует нас внутри.
Он снова садится на свое место, достает платок «Клинекс» и протягивает его мне, а затем достает еще один для себя, что просто потрясает меня! Должно быть, он заметил шок на моем лице, потому что уголки его губ опускаются вниз.
— Твоя боль — моя боль, сирена.
Я нахожу точку, чтобы сфокусироваться — ячейка 41002 прямо напротив меня — и начинаю выстукивать ногой «Girl».
— Хорошо. Я готова. Читай.
«Дорогая Бетти, моя прекрасная, сильная девочка. Я пишу это, не находясь абсолютно ни под какими наркотическими препаратами, поэтому каждое слово правдиво, не искажено и не подобрано так, чтобы я чувствовала себя менее виноватой, и идет прямо из сердца. Я слаба, я всегда была слабой. Дело в том, что, когда ты рождаешься в богатстве и роскоши, тебе не нужно учиться тому, как прокормить себя. Когда шары запускают в твою честь, а платья за десять тысяч долларов служат подтверждением, что ты самая прекрасная в комнате, тебе не нужно тратить время на то, чтобы выяснить, как ты прекрасна. Когда все делается, организовывается или улаживается в твою пользу, и все превозносят тебя, потому что они должны, ты никогда не проявишь инстинкт ».
Мы оба замираем. Даже не предвидя этого, а теперь и вовсе находясь на том свете, она говорила с нашими сердцами на нашем языке.
Неприемлемо? Да мне плевать.
— Мой рот, Кэннон. Сейчас. Поцелуй меня.
И он целует, интенсивно и нежно, говоря моей душе, что он здесь ради всего, что бы мне ни понадобилось.
— Продолжай, — я тяжело дышу. — Письмо, я имею в виду.
«Довольно моих извинений,» — продолжает он, — «и прошу, дочка, когда ты вырастешь в славную молодую женщину, постарайся не придумывать оправданий. Если ты знаешь, что броситься в омут с головой не представляет опасности — прыгай. Если ты знаешь, что тебе отвечают взаимностью — люби. Если ты действительно этого хочешь — честно прими это. Если ты бежишь, то беги до тех пор, пока не загорятся легкие. Смейся, пока твои щеки не заболят. И прощай, подобно тому, как сама всегда хочешь быть прощенной. Я не сказала «забудь», и, конечно же, твоя сила духа не позволит тебе быть слабой и бесхарактерной, но прощай. Спрашивай себя, всегда, что, если они сегодня умрут, была ли я на самом деле настолько на них зла? Ответ практически всегда будет «нет», поэтому поступай соответствующим образом. В этом банке счет на твое имя, на котором денег больше, чем ты когда-либо сможешь потратить, помимо того, что ты уже получила. Твой отец отказался от всего этого по доброй воле. Я только прошу, чтобы ты позаботилась о моем прекрасном мальчике. Позаботься о Коннере. Я полагаю, ты уже будешь делать это довольно долгое время, прежде чем вообще прочитаешь это письмо. Найми помощника, если будет необходимость, но пообещай мне, что он ни дня не проведет в специализированном заведении. В тот день, когда мы принесли тебя домой, он соорудил крепость под твоей детской кроваткой и спал там месяцами. «Моя малышка», так он всегда называл тебя. Люби его, защищай и не отпускай
