— А что я могла сделать? Мама болеет, продавать и менять больше нечего.
Разговор не клеился. Девушки сидели растерянные, притихшие.
— Недавно ходила — к лагерю военнопленных, — сказала Галя, — туда многие ходят, носят продукты, махорку. Ой, девочки, в каких ужасных условиях там военнопленные! Их не кормят. Раздетые, под открытым небом.
— А пускают к ним? — спросила Лариса.
— Охранники злые, как собаки, стреляют, бьют прикладами. Но иногда удается прорваться к проволоке и кинуть туда кусок хлеба или картошку.
— А бежать оттуда нельзя?
— Попробуй! Не знаю. Как оттуда убежишь?
— Ну бывают же случаи, убегают, — заметила Леся и спросила: — Послушай, Лара, а ты что там делаешь в этой управе?
— Сначала сидела на регистрации населения. Сейчас веду разную переписку, иногда готовлю пропуска, спецудостоверения — аусвайсы. Никогда не думала, что буду писарем.
— Нужда научит калачи печь, — Леся любила выражаться поговорками. На биологический она пошла за компанию, хотя готовилась на филологический. — И кому же ты выдаешь эти аусвайсы?
Лариса вспылила:
— Да ну вас! Вы что думаете, я там в начальниках хожу, что ли? Я только выписываю и отдаю делопроизводителю. А вообще-то аусвайсы выдают полицаям, охранникам магазинов, складов, мостов. Они дают право на круглосуточные хождения по городу.
— А что, если?! — не выдержала Галя. — Пленным могли бы пригодиться эти аусвайсы.
Несмотря на все, что пришлось пережить за последнее время, еще совсем недавно это не могло прийти ему в голову. Ни тогда, когда он отступал с полком и полк был разбит, а он с остатками роты попал в окружение и дошел до Днепра, ни после, когда вышел к своим, уже по эту сторону Днепра, снова отступал, в бою за свой родной город был ранен и с бойцами своего взвода, тоже раненными и измученными до предела, попал в этот подпольный госпиталь. Думал тогда, что положение, в котором он оказался, временное, на войне бывает всякое — приходится и наступать, и обороняться, и отходить, и товарищей терять в бою; скоро все образуется, врага остановим, а затем и вышвырнем вон с родной земли. Более того, после госпиталя, когда с группой еще не совсем оправившихся бойцов уходил, чтобы пробиться к своим или найти партизан и воевать в тылу противника, не одолевали его сомнения, не было такой безысходности. Но сейчас он не видел выхода из создавшегося положения, не мог представить себе, что будет дальше, не знал, что предпринять, что делать, куда идти. Эти вопросы неотступно преследовали его все время и оставляли только тогда, когда он забывался в тревожном сне. Сколько уже прошло суток, как он возвратился сюда и поселился в знакомом подвале? Шесть или семь? Он не мог точно сказать, нить времени незаметно ускользала от него. Совсем недавно он уходил отсюда со своими бойцами, чтобы снова вступить в борьбу с врагом. Плутая по лесам, нарвались на немцев, в живых он остался один. И вот все рухнуло, зашло в тупик.
Поначалу, увидев знакомые строения и осторожно удостоверившись, что никого нет, Аркадий обрадовался: как-никак крыша над головой за многие сутки странствий по лесам и полям, в дождь и осеннюю стужу. Госпиталь пустовал. Открыты были двери и окна, по палатам и коридорам гулял холодный ветер, валялись обрывки газет, опавшие листья. Он закрыл в подвале окна, а дверь заложил железными кроватями. В такой обстановке не обязательно ходить через дверь, можно и через окно. В кладовой нашлись матрацы, одеяла, ватники. Соорудив из них царское ложе, он залез туда и уснул мертвецким сном. Проспал не менее суток. По-прежнему было темно, шел снег с дождем. Сосало под ложечкой, да и не удивительно — он уже не помнил, когда ел. Когда пришел сюда, нашел наверху, в одном из шкафов, черствый, заплесневевший кусок хлеба.
Ночью он пробрался огородами к дому школьного товарища, которого почему-то все — и родители, и друзья — звали Витюней. А Витюня еще в восьмом классе был около двух метров росту. Мать Витюни долго не открывала, а открыв, запричитала, засуетилась и, плача, стала расспрашивать, не встречал ли на фронте ее сыночка. Потом спохватилась, накормила и с собой кое-что дала. Оставаться было нельзя: в соседнем дворе стояли какие-то обозники и, по рассказам Витюниной матери, чуть не каждую ночь шли облавы. В городе ежедневные проверки, аресты, облавы стали обычным явлением.
Днем Аркадий залезал в кучу матрацев и одеял и там спал или лежал с открытыми глазами и думал. Ночью предпринимал вылазки в город. Это было сопряжено с риском, но другого выхода не было. Города он не узнал. На месте тихого, уютного, веселого городка лежало мрачное, в развалинах и пепелищах, поселение, в котором хозяйничали чужие люди, была слышна чужая речь, стрельба, рев моторов. На каждом шагу человека подстерегала опасность и смерть. Жителей осталось мало, да и те попрятались.
Он пробрался на свою улицу, но дома своего не увидел: на его месте были головешки да битый кирпич. Родителей он потерял еще в детстве, тетка с его младшим братом, должно быть, уехали. Куда — никто точно не мог сказать. Одни говорили, что эвакуировались, другие — что перебрались в село, к знакомым. В доме, где жила Леся, стояли оккупанты. Он чуть было не угодил к ним в лапы. Обошел вокруг, вроде никого нет, стал тихонько стучать в Лесино окно, и тут из-за угла часовой: «Хальт!» Он — через забор. Поднялась стрельба. Еле ноги унес.
Так Аркадий, который тут родился и вырос, знал каждый дом, каждую улицу и переулок, несколько ночей подряд лазил, как вор, по дворам и огородам, не находя пристанища. Вымокший до нитки, грязный, голодный, возвращался он в свой подвал и, не раздеваясь, падал на кровать. Но со временем то ли отоспался, то ли от нервного напряжения сон пропал. Что делать, чем заняться, куда идти — не знал, и, казалось, никто не мог ему помочь.
У него при себе был пистолет и в обойме два оставшихся патрона. Он улыбнулся: с таким вооружением много не навоюешь. Но для себя хватит. Машинально расстегнув кобуру, он достал пистолет и положил его рядом. Знакомый холодок металла, шершавость рукоятки… Еще совсем недавно, в конце мая, он после досрочного выпуска из училища прибыл в полк и получил этот пистолет. Радовался ему как мальчишка. Про себя, конечно. Приятно чувствовать себя взрослым,
