— Я стараюсь, господин Вестгоф, — в тон ему ответила Галина. — Анна Карловна на меня не может обижаться, я все делаю так, как она велит.
— Я не об этом, — поморщился Вестгоф, удивленный ее недогадливостью. — Вы помните, фрейлейн, последний разговор с капитаном Фурманом?
Галина кивнула, выжидательно глядя на Вестгофа.
— Не забывайте, фрейлейн, что о вас заботятся здесь, надеются на вас, хотя ваше положение очень, очень серьезно… Мне жаль, что всему приходит конец, но сегодня вы должны, фрейлейн, ответить, согласны ли вы с нами сотрудничать? Именно сегодня мы ждем от вас ответа — завтра будет поздно… — и он горько покачал головой.
— Что я должна делать? — старательно придав своему голосу оттенок отчаяния, спросила Галина.
— Все, что потребуют интересы фатерланда и фюрера!
После продолжительной паузы она выдавила из себя:
— Я согласна, господин Вестгоф…
Гусев появился на почтамте задолго до обусловленного часа. Сидя на скамейке в затененном сквере, он пристально изучал обстановку. Наблюдавшие за ним из окон дома напротив люди Кленова фиксировали каждое его движение. Вот он чуть приподнял голову — чекисты заметили, что к почтамту направлялся капитан медслужбы Прихожан.
В зале оформления почтовых операций, у стойки номер два, где должна была состояться встреча, с глупым видом уставился в чистый листок бумаги какой-то старик, муслил в окрасившихся губах химический карандаш. Был у него вид недоумка, идиота.
Когда пришедшие на связь встретились, «старик-недоумок», обладавший исключительным слухом, без напряжения уловил на расстоянии суть их беседы.
— Почему не приходили на явку? — сердито спросил Гусев.
— Не мог вырваться, служба…
— Служба… Больше так не делайте. Что нового?
— Новости есть, я все написал, но побоялся взять с собой.
— Ладно. В пятницу я заеду в госпиталь, передадите. Только без фокусов. Ясно?
— Ясно.
Дальнейшие события развивались быстрее, чем мы могли предположить. Из особого отдела, обслуживавшего тыловые части фронта, позвонили и передали, что вчера к их оперработнику обратилась девушка из фронтовой продовольственной базы и попросила сообщить о себе Кленову или Андрееву. Назвала себя Ольгой. Никаких других данных о себе девушка не сообщила.
Андреев выехал на базу немедленно, и к обеду был уже там. Под Ольгой у нас значилась Галина. Но идти к ней Андреев, помня наставление Кленова, не рискнул: за ней могли наблюдать.
Встретился с ней только вечером следующего дня. Галина рассказала о событиях, происшедших с ней за последнее время.
Сроки подготовки к работе в тылу частей Красной Армии сократили до минимума — начальство поторапливало Вестгофа и Фурмана, и они вынуждены были рапортовать, что радистка почти готова. Того, что за линией фронта Галина могла открыться, не опасались: она будет под постоянным наблюдением напарника. Да и на базе, куда ее должны были устроить, работал свой человек — Гусев. К тому же Галине, если она все-таки обратится к чекистам, нечем будет оправдать неожиданное свое появление, когда ее группа не вернулась. Чудом удалось сбежать из гестапо? Такого почти не случается. К тому же где доказательства, что ее допрашивали? Следы побоев? Их нет. А ведь в гестапо пряниками не кормят… Следовательно, прикидывали Вестгоф и Фурман, ей оставалось одно — работать на них и молчать.
Со вторым членом группы ее познакомили буквально накануне вылета. Одетый в форму советского лейтенанта, он действительно был похож на русского. Галина, оглядывая его, с трудом верила, что перед ней — враг.
Приехали Фурман и Вестгоф. Они вместе ужинали и беседовали — последний раз перед расставанием. Спустя час или полтора машина мчала их на полевой аэродром. Последний инструктаж Фурман проводил сам.
Ближе к ночи самолет поднялся в воздух и взял курс на восток… Опустились они в полной темноте. Тотчас закопали парашюты. Галина настаивала: надо поскорей выбираться из леса — подальше от места приземления. Но лейтенант, взглянув на светящийся циферблат часов, жестко ответил: будем дожидаться рассвета. Шел мелкий дождь вперемежку со снегом, и ожидание было бесконечным. Но вот на востоке начало сереть, и они вышли к шоссе. Буквально через минуту на повороте показалась полуторка. Напарник поднял руку, и машина остановилась. Что-то сказав сидящему с шофером командиру, спутник помог Галине забраться в кузов, залез сам, и машина тронулась. Не доезжая до города километра три, лейтенант постучал по кабине.
— Поезжай с ними дальше. Этот, — указал он на кабину, — поможет тебе устроиться на работу: я сказал ему, что ты беженка, жена командира. — На недоуменный взгляд Галины он бросил: — Обо мне никому ни слова. Сам найду, когда понадобишься. — Перемахнул через борт и зашагал, не оглядываясь, к деревне.
Военный, доставивший ее в часть, действительно помог Галине устроиться на работу. Тут же по приезде он доложил о беженке командиру, вручил штабистам документы прибывшей, и вскоре ей сообщили, что она может поступать в распоряжение товарища Гусева — офицера, доставившего ее на машине в часть.
С тех пор, рассказывала дальше Галина, своего напарника она не видела и не знает, где он.
— Как зовут твоего лейтенанта? — спросил Андреев.
— Зовут? Не знаю. А фамилия — Брюханов…
Андреев слегка усмехнулся.
— А Гусев к тебе ни с какими просьбами не обращался?
— Вот об этом я и хотела с вами поговорить. Вчера он сообщил мне, где находится рация, сказал, что теперь я должна работать с ним. А рация в пустой землянке зарыта, их здесь много…
Спустя несколько дней мы взяли этого Гусева, когда он вынимал рацию из тайника…
ПУТЕШЕСТВИЕ В НОЧЬ
1. Семья
рошло две недели, как Наталья Михайловна отчиталась о выполнении задания и поселилась в этой гостинице. Обещали позвонить или вызвать и сказать, что ей дальше делать. Но до сих пор не вызывали и не звонили, хотя человек, который встречал ее на вокзале, заверил, что о ней помнят и обязательно вызовут. Правда, устроилась она неплохо, получила талоны на питание, приличный номер, в который иногда подавали даже горячую воду. Уже два раза побывала в театре, ходила в музей, в
