Мрачное выражение на лице моей мамы в этот момент превратило светлый вечер в темную ночь.
— Я согласен с Луной, — говорит Майкл, и Рисс усмехается.
— О да, ты бы согласился, что черное — это белое, если бы знал, что тебе за это дадут.
— У нас с Луной все по-другому, — говорит он, причем так серьезно, что Рисс осекается.
— О’кей, извини. — Выражение ее лица смягчается. — Я не подумала. Но даже если так, ты-то должен понимать, почему я не могу просто взять и сбежать, Майкл.
— Может, и так. Но и она, возможно, права, что в этом деле лучше быть честным. Твой отец — хороший мужик, и он любит тебя. Какая разница, католик твой Генри или не католик? Он хороший парень, вот это важно, а не то, какому Богу он молится или о чем себе врет относительно того, что его ждет после того, как он откинет копыта.
Рисс одолевают сомнения, и на секунду надежда и страх смешиваются во мне. Я задумываюсь: не для того ли я столкнулась с Майклом, чтобы именно он своими словами все изменил? Но Рисс встряхивает головой.
— Мне нужно время. Подумать и поговорить с Богом о том, что мне делать. Хочу узнать, когда я смогу поговорить обо всем с отцом Фрэнком. Священники никому не раскрывают тайну исповеди, они обязаны хранить ее в секрете.
Мое сердце проваливается в желудок. Паника нарастает, и я чувствую, что теряю здравомыслие.
— Не надо, — быстро говорю я, хватаю ее за руки и стараюсь притянуть к себе. — Не говори с ним, пожалуйста, держись подальше от этого человека!
— Ты спятила? — Рисс вскакивает, потирая красные пятна, которые мои пальцы оставили на ее коже. — Ты же его даже не видела. А я знаю его с тех пор, как была совсем ребенком! Конечно же, я должна спросить у него совета! Он классный. Он понимает, как устроена жизнь. Он не всегда был священником. И я уважаю его за это.
— Но… — Я судорожно пытаюсь найти хоть какую-нибудь причину, которая помешает ей остаться с ним наедине. — Он мне не нравится.
— Ты с ним даже не виделась! — Глаза Рисс озаряет гневная вспышка.
— Сегодня. Сегодня я с ним виделась, — лихорадочно продолжаю я. — Я стояла у церкви, а он разговаривал с какой-то девушкой, и то, как он смотрел на нее…
— Луна, заткнись, или мы поссоримся! — внезапно говорит она, и я замолкаю в ужасе, что могла оттолкнуть ее. Рисс передает мне сверток. — Вот. Это твое платье. Я хотела забросить его к миссис Оберман или где ты там живешь, но раз уж мы увиделись… Встречаемся сегодня в десять в «2001 Odyssey», если захочешь прийти.
Это приглашение куда менее дружелюбное, чем в прошлый раз.
— Спасибо, — говорю я, принимая сверток. — Постараюсь изо всех сил.
— Хорошо. Но, пожалуйста, никогда больше не говори так об отце Фрэнке, слышишь? Все это дерьмо имеет для меня огромное значение. Бог для меня — не пустой звук.
Я киваю, тщательно обдумывая свои дальнейшие действия. Я очень боюсь потерять ее доверие.
— Увидимся.
Я вижу, как она исчезает в темной аллее.
— Черт… — Я закрываю лицо ладонями.
— Все хорошо? — Майкл касается моего плеча, и я стряхиваю его руку. — Это не похоже на Рисс, ее вообще трудно чем-то задеть. Странно, что твои слова ее так взбесили. Ты явно зацепила ее за живое. Похоже, для нее все это много значит.
Я пытаюсь сфокусировать взгляд, но Майкл то расплывается, то снова становится четким. Я проваливаюсь, и такое ощущение, что на сей раз в будущее меня выкидывают с неприязнью. С каждой проходящей секундой я вижу, как парк вокруг меня расплывается и меняется. Мимо проходит пара. Они держатся за руки и слушают музыку на iPod. Они исчезают так же быстро, как появляются.
— Мне пора идти, — говорю я, с трудом ворочая языком. — Мне нужно побыть одной.
— Не стоило ей так с тобой говорить.
Майкл очень добр и серьезен. Его взгляд переполнен сочувствием. Боже, как же я не хочу уходить от него, но все же встаю и тут же теряю равновесие.
— Вау, осторожнее! — Он вскакивает и пытается удержать меня, но я отстраняюсь.
— Нет, я… Нет, уходи, — говорю я. — Мне нужно побыть одной.
— Луна, я подумал, что мы…
— Уйди! — рявкаю я так, что он невольно отступает на несколько шагов. — Пожалуйста, просто уйди!
— Ладно. — Он отворачивается.
Как только он исчезает из виду, я сдаюсь, с трудом спускаюсь по улице к какому-то частному дворику и падаю в высокую траву. А затем возникает ощущение, что я проваливаюсь в нее, проваливаюсь сквозь землю, пронзая почву, камни, ядро земли, и падаю в раскаленную лаву. Разрываться атом за атомом — это больно. Я жду и надеюсь, что, когда молекулы вокруг меня перестанут вибрировать, смогу прожить еще немного, чтобы успеть сделать то, что должна. Это не конец, он не может быть таким. Я не могу умереть, не зная, спасло ли ее мое предупреждение.
Глава 32
— Что случилось?
Когда я наконец добираюсь до нашего дома, то вижу, что Горошинка сидит на ступеньках.
— Ты была с нами, а потом взяла и оставила меня с Мишель!
— Снова произошло это.
Руки и ноги болят и не слушаются меня. Я присаживаюсь на ступеньки и кладу сверток рядом с собой. За последние три минуты он постарел на тридцать лет. Бумага выцвела и покрылась пятнами. Бечевка, которой он был обмотан, истончилась и ослабла.
— Все произошло так быстро… Прямо там, в холле, рядом с кабинетом Мишель. На этот раз было намного быстрее и грубее. Такое чувство, что чем чаще я это делаю, тем меньше меня становится, поэтому все происходит быстрее и легче. Но это каждый раз ранит меня. И я не была к такому готова. У меня не хватает сил контролировать это. Контролировать саму себя. — Я поворачиваюсь к ней. — Я видела его.
— Черт…
Я отпиваю из бутылки «Coke», которую она мне протягивает. Пытаюсь вспомнить, что чувствовала рядом с ним, но это чувство уже рассеялось, как кошмарный сон, и меня беспокоит то, что наша встреча задела меня так слабо. Мне хотелось, чтобы он оказался голубоглазым монстром с рогами и хвостом, которого я могла бы с легкостью уничтожить. Но он оказался обычным человеком. А ведь скоро — похоже, очень скоро, если я не буду осторожна, — я уже не буду знать, в каком месте и в каком времени должна быть.
— Я думала, что после встречи с ним у меня появятся силы, что я точно буду знать направление, в котором нужно двигаться. Или что это ослабит мою решимость, что я увижу себя в нем и засомневаюсь. Но… ничего такого.
— Эти последние несколько
