— Не обязательно лезть в драку, — отмахнулся Ленар. — Но мы могли бы что-то саботировать и как-то осложнить им их вредительскую жизнь.
— Ленар, я не хочу сейчас принимать ничью сторону, — сделал Эмиль глубокий вдох, — но поверь мне, как человеку, разбирающемуся в том, что можно саботировать, а что нельзя. У нас есть лишь два варианта. Первый — кто-то вручную саботирует работу реактора. В этом случае без жертв не обойтись, так что этот вариант отпадает. Второй вариант — делать то, что мы задумывали изначально, то есть сбежать, поджав хвосты, и будь уверен, уже одно это сильно осложнит им жизнь.
— Каким образом?
— Пока работает поле Алькубьерре, нельзя просто так взять и перепрыгнуть с одного движущегося корабля на другой, — изобразил Эмиль кулаками два летящих рядом корабля. — Для этого как минимум нужен челнок, а мы собираемся угнать оба, ведь так?
— Допустим, — задумался Ленар. — Но что, если им все же удастся перебраться на чужой корабль, и уже там угнать себе новый челнок?
— В таком случае придется признать, что мы имеем дело с невероятно умными, пытливыми и отчаянными людьми, и бороться с ними изначально было ошибкой, — пожал Эмиль плечами. — Радэк прав, если мы хотим обойтись без жертв, надо просто бежать и рассказать обо всем системщикам. Не надо строить из себя героев.
Наступила тишина. Никто не обязан был позволять Ленару принимать окончательное решение, но именно этого все ждали, наблюдая за тем, как он борется с собой, перебирая в голове различные сценарии, при которых так или иначе приходилось чем-то жертвовать. За последние несколько дней изменилось слишком многое, и Радэк при всей своей стоической натуре прекрасно понимал, что все разделяют его нежелание разобщать остатки экипажа еще сильнее. Если им суждено разделиться и разлететься на челноках на полсотни световых лет в обе стороны, они должны были сделать это через рукопожатия, а не лишние споры. Он смиренно ждал, пока наступит последнее в истории этого судна всеобщее согласие, и, наконец, Ленар сдался:
— Хорошо, сделаем так, как будет безопаснее для всех нас. Все согласны с тем, что мы должны немедленно сбежать? — Ответ был единогласным. — Хорошо. Теперь давайте решим, как будем делиться. Ирма точно полетит со мной…
— Нет, — твердо заявила она.
— Это что за фокусы? Ирма, сейчас не время капризничать.
— Я не капризничаю, — смягчила она свой тон. — Ты не подумай обо мне плохого, я бы с радостью отправилась с тобой, но мы сейчас не в том положении, чтобы давать волю чувствам. Ты дипломированный оператор, как и я, и будет гораздо разумнее распределить по одному оператору на челнок.
Боль от того факта, что ученик тыкает своего учителя носом в его ошибки, была настолько острой, что Радэк чувствовал ее просто глядя на Ленара. И вновь он увидел в его взгляде две столкнувшиеся в ожесточенной борьбе стихии. Он еще никогда не видел, чтобы решения давались его капитану с таким трудом. Возможно, Вильма был права, и Ленару действительно пора отправляться на заслуженный отдых. Однажды подойдет черед и Радэка, и Радэк сам себе пообещал, что он-то уж точно не таким образом завершит свою службу.
— Хорошо, — уже во второй раз за последнюю минуту сдался Ленар, и тяжелый панцирь, за которым он скрывал свои чувства, начинал вызывать в нем заметную усталость. — Надеюсь, ты не напортачишь.
— Я хорошо обращаюсь с легким транспортом, — пообещала она и зачем-то добавила, — вообще-то гораздо лучше, чем ты.
— Вот уж не надейся, — буркнул он. — Я так понимаю, что будет еще разумнее распределить по одному технику на челнок.
— Я лечу с тобой, Ленар, — тут же вызвался Эмиль. — Ты уж прости за откровенность, но Ирма действительно понимает в современных челноках больше тебя, так что тебе не помешает под рукой инженер сверхсветовых установок.
— Значит, я с Ирмой, — уступил Радэк, единственный человек, которому было не принципиально, с кем лететь. — Петре, вы с кем летите?
Если в глазах Ленара Радэк видел борьбу, то в глазах Петре он увидел настоящую панику. В нем проснулось какое-то злорадство от мысли, что наконец-то Петре задали неудобный вопрос, вогнавший бедного корреспондента в ступор.
— Я не знаю… — протянул он. — Очевидно, я должен лететь на том челноке, который направится в сторону Солнечной системы. Кто из вас туда летит?
Все переглянулись, и прозвучал самый страшный для нерешительного корреспондента ответ:
— Туда полетит тот челнок, на который вы сядете.
— Вы ставите меня в очень неудобное положение, — промакнул он рукавом вспотевший от волнения лоб. — Мне ведь не положено по должности… Что я говорю, мне вообще не положено занимать чью-то сторону. Вы не можете как-нибудь выбрать за меня?
— Не волнуйтесь, Петре, — самодовольно улыбнулся Эмиль и вынул из кармана серебряный диск с чеканкой. — Сейчас все мигом решится.
— Постойте, — поймал его Петре за руку, — Я не хотел этого спрашивать, но все же должен. Если есть какая-то вероятность, что Вильма сознательно организовала весь этот побег, вы точно не хотите попытаться взять ее с собой?
И улыбка стерлась с лица Эмиля.
— Здесь слишком много «если», — серьезным голосом сказал Ленар. — Мы не сможем попытаться увезти ее без серьезного риска, но если вас это успокоит, то Вильма сама дала нам инструкции на случай, если мы решим устроить побег.
— Что-то я не припомню.
— Последние ее слова не помните? Она сказала, что мы должны забыть о ней и катиться к чертовой матери.
29. Им будет очень плохо
Умение прощаться было важной частью профессии космического дальнобойщика.
В первый раз это происходит, когда молодой выпускник космической академии сообщает своей семье, что его отправляют в дальний космос, доказывая своим родным и близким, что он аккурат попал в тот спектр сумасшествия, при котором есть тяга к дальним путешествиям, и нет возражений со стороны штатного психолога. Они прощались навсегда, предпочитая не тешить себя надеждами, что однажды встретятся снова. Если все же встретятся, то пусть это будет приятным сюрпризом.
Второй раз прощаться приходится со своими коллегами по работе, которые за долгие годы совместной службы становятся не менее роднее и ближе, чем биологические братья и сестры. Часто об этом свидетельствует тот факт, что за десять лет совместной жизни и работы внутри замкнутого пространства никто никому не выцарапал глаза.
Эти два события знаменуют собой начало и конец дальнекосмической карьеры, однако этим все не ограничивалось. Кто-то уходит раньше, кто-то позже, а кого-то просто переводят на другое судно, что случается чаще, чем может показаться изначально, и промежуток в семьдесят лет так или иначе представляет собой череду встреч и прощаний.
Космопсихологи заявляют, что если это служит человеку поводом избегать социальных привязанностей, то такой человек в космосе не нужен. В космосе нужен человек с открытой душой, способный привязываться, заводить дружбу и, если ему не слишком дорога
