- Мой спутник желает постичь самые корни истины. Скажите: свет, в которой вы обращены -- будет ли когда все мертвые воскреснут?
Души закружились, по-прежнему, переливаясь всеми цветами, благодати исполненные. Из круга меньшего донесся голос:
- Пока Небесный Рай свершает свое движение, нас питает Любовь, которая и порождает свечение. После наше существо еще прекрасней станет и свет божественный окрепнет. Господь нас одарил священной ризой для того, чтобы мы стали способны созерцать Его. Это свечение подобно пламени, которым охвачен уголь. Потом огонь ослабнет и наши тела станут более открытыми для всех услад, что нам Господь дарует...
...Появился новый сонм блаженных душ, которые свились в третье кольцо. Дух пламени настолько был силен, что я уже не в силах был его переносить. Взглянув на Беатриче, я открыл, что в этом свете возлюбленная стала еще прекраснее. Только лишь Она дала мне силы вновь поднять глаза, чтобы понять: нас уносит в иную сферу.
Там все буквально утопало в алом цвете, а в недрах из двух лучей слагался знак креста. Вокруг клубились пламенные души тех, кто на Земле сражался за истинную веру. И разносилась песнь чудесная, из которой я различил слова: "Воскресни для побед!"
С креста ко мне спустился один из радостных огней. Оказалось, на Марсе обитает душа моего прадеда Каччагвиды. Она заговорила и я, внимая, вначале смысла не понимал, но после, как бы поднявшись духом, стал различать отдельные слова. Дух предка заявил, что он давно хотел увидеть свое семя. Так же прадед сообщил, что его сын и, соответственно, мой дед Алигьеро -- то есть, конечно, его душа -- все еще идет по первому из кругов Чистилища, но я вполне способен снять с Альгьеро запрет своими добрыми делами.
Мир на Земле, считает Каччагвида, слишком лжив и души многих там глупо погибают, испачкавшись в мирской грязи. А еще поведал мне прадед историю нашего рода, которая почти что целиком взаимосвязана с родной Флоренцией. Потом же, по просьбе моей и соизволенья Беатриче прадед рассказал о будущем. Я узнал, что в моем изгнаньи худшим гнетом будет сношение с дурными и глупыми людьми. Я сполна познаю их безумство, злость и неблагодарность. Прадед наказал мне не завидовать всем тем, кто мне расставит сети: их вина будет отомщена еще при жизни моей земной. Я было задумался, но моя вожатая взбодрила:
- Не время размышлять! Нам пора.
И вновь мы возвышались. Я смотрел в самые прекрасные из глаз, в которых отражался Луч Вечной Радости. Беатриче повелела мне оборотиться. Я увидел светоча, который произнес:
- Здесь пятая ступень. Она для тех, чьи годы на Земле гремели доброй славой. Эти души и ныне будоражат память поколений.
Он назвал имена Исуса Навина, Маккавея, Карла Великого, Орланда, Готфрида Бульонского и других великих деятелей, творивших благо во имя Господа. Я вновь взглянул в лицо своей возлюбленной и увидел, что оно еще сильнее просветлело...
...Мы находились в сфере Юпитера, где средь сребристых оттенков легла позолота. Души витали, сплетая латинские буквы. Вот, что прочел небесах я: "DILIGITE JUSTITIAM QUI JUDICATIS TERRAM". После, в стаи собравшись, светлые сущности ввысь отлетели, замерев в высоте -- и над нами предстал образ орла, который изрек: "Я к славе вознесен за правосудие и праведность. Племена земные помнят обо мне, но мой пример, хотя в народах и хвалим, в закон не ставится".
Все это хором произносили чистые душ. И еще они, собранные в орла золотого, сказали: "Тот, кто сотворил окружность Мира и распределил строй всех вещей, не мог вместись в свое созданья весь свой разум. Первый из гордецов, который попытался овладеть всем сущим, озарения не вынеся, пал ниже низкого. Никому после Люцифера охватить все знанья бытия не было дозволено. Каждый из смертных видит только то, что позволяет его рассудок. Разум человека подобен взгляду, устремленному в громадный океан. Глядя с берега, увидишь ты разве что дно отмели. Но над пучиной твое зрение будет бессильным: дно точно есть, но его застит глубь. Свет -- только то, что воспринято от Вечной Ясности. Все остальное -- мгла, мрак и телесный яд. Теперь послушай ответ на тот вопрос, который ты так и не решаешься задать..."
И Орел из золотых огней мне поведал следующее. Вот родился человек на берегах Инда. Так он и прожил, даже не слышав имени Христа, при этом ни в словах, ни в делах зла не сотворя. Путь жизненный так и пройдя, хоть праведным, но нехристем, он... проклят. Почему? В чем же его вина... Да и кто ты, чтобы судить язычника, жившего за много сотен миль от твоего дома? Если Святое Писание не смиряет дерзких дум, весь Мир пропадает в сомнениях. Проблема в том, что стадо смертных мыслит слишком вяло. Передаю дословно:
- Благая воля с момента Сотворения не отступала от благости, а справедливо то, что с ней, творящей из своих лучей, созвучно, на бренные блага не зарясь.
И образ орла как бы воспарил. Крылами светлыми махая, он вещал: "Пусть неясны тебе слова мои, но пути Господни смертным непонятны". Далее я узнал, что в Христа не веривший ни раньше, ни позже явления Спасителя, обречен. И все ж в день Страшного Суда те, кто был праведен, но Христа не знал, станут ближе к благодати, чем те, кто знал Его, но отрицал. Едва лишь Тот, чьим блеском сияет Мир, покинет небосклон, твердь, которую Он озаряет, зажжется ярко и чарующе. Таков известный чин Вселенной. Едва лишь золотой орел сомкнул свой клюв, весь собор живых огней залился песнью благостной, по окончании которой раздался как бы шум потока, с высот спадающего. Не сразу понял я, что это клокотанье парящего орла. Он вещал:
- Те огни, из коих сплетен мой образ, во славе своей всех превзошли. Лучшие из душ собраны в моем глазу, а тот, который зеницею горит посередине, воспел Святой Дух; он хранил Ковчег Завета -- за то и вознагражден. Те пять огней, что составляют бровь, -- Траян, Езекия, Константин, Гульельм и Рифей. Как, ты спросишь, стал священным светом троянец, живший при язычниках? Теперь он знает многое, чего вашим философам даже не снилось. Того, кто был на Земле Рифеем, настигала милость Высших, непостижимая для смертных. Не удивляйся: ты сейчас подобен тому, кто знает имя вещи, но не разбирает ее сути. Царствие Небесное открыто тем только, в ком сильна Любовь. И Траян, и Рифей
