Поднявшись вместе с тенями благороднейших поэтов на зеленый холм, я обозрел... цветущий сад. Вот тебе и Преисподняя... И сердце мое возликовало, когда от славных спутников узнал, что за тени здесь обитают. Электра, Гектор, Эней, победоносный Цезарь... там много было славных духов, и многих я узнавал. Вот Сократ с Платоном диалог ведут. Есть и другие философы -- как Эллады, так и милой мне Италии. Но узнал я и восточного светилу Авиценну, и Саладина добросердечного, и разумного Аверроиса...
Я даже не заметил, как четверо моих спутников исчезли... и мы снова с Вергилием шагаем дорогою во тьму. На втором витке увидел я безмолвную толпу. Первый, кого я узнал, был Минос: я старался держать себя в руках, но рот у тени критского царя был так перекошен, что не отвел свой взгляд я лишь силой воли. Здесь этот великан вершил над душами особый суд.
У Миноса длиннющий хвост. Выслушав рассказ очередной души о прегрешеньях, своим отростком тиран-мучитель обвивает обреченного столько раз, на сколь кругов опустится осужденная тень. Глядя на обреченных, стоящих в ожидании, я понял, почему и на Земле все очереди смотрятся зловеще. Минос, обратив взор на меня, свирепо закричал:
- А ты-то здесь зачем, чудак?! И что за тень с тобой... Ты что, подумал, что так легко войти!
- Остынь! - Отрезал мой поводырь: - Не преграждай дороги тому, кто под защитой сильных...
...Снизу доносился гул стонов. Потоком вниз сносило души проклятых. Как ветром, тени било о скалы, крутило в вихрях, кидало наземь... кто-то рыдал, другие изрыгали ругательства, обзывая Бога нечистыми словами. Вергилий пояснил: это круг для тех, кто на Земле был предан зову плоти. При жизни эти люди знали только слово "хочу". Теперь, будто бы стаю скворцов, их тени крутит адский ветер. Они даже лишены права на индивидуальность.
Вергилий мне поведал, что одна из теней, теперь неотличимая от прочих, когда-то была царицей Семирамидой, предававшейся разврату и разрешившей извращения. Другая на Земле именовалась Клеопатрой, блудницей она была отъявленной. Есть там Елена, ставшая причиной убийственной войны; Ахилл, позорно побежденный низкой страстью; Парис, Тристан, Паоло и Франческа... всех погубила похоть.
Я смутился. Все они -- прославленные жены и мужья, оставившие след в истории! Я попросил Вергилия, чтоб он дозволил поговорить с последними двумя.
- Проси у ветра, - сказал поэт, - чтоб он пригнул ту пару поближе к нам и выделил из вихря.
Я не к ветру -- к Господу воззвал. И вот из роя выделились две прижавшихся друг к другу тени. Одна из них заговорила:
- Приветствую тебя, живой, почтивший нас, грешных, кровью обагривших Землю. Если б нам было дозволено, мы помолились бы Всевышнему, чтоб Он даровал тебе спасение -- ведь ты, надеемся, способен на милость к падшим. Пока нас адский ветер отпустил, мы рады поделиться сокровенным. Моя душа страдает, я и сама желаю поделиться этой мукой. Я родилась в милой моему сердцу Равенне. Любовь земная -- сила, способная сжигать. Мой возлюбленный был пленен моим когда-то благоухавшим телом, так легко погубленным. Меня к нему ведь тоже привела коварная стезя, на которой легко рассудок потерять. Теперь мы вместе кружимся Аду, и наши муки --до Каина...
- Тень Франчески, - мне объяснил Вергилий, - вещает о девятом круге. Там страдают предавшие своих родных. Но что ты приуныл?
Я и взаправду помрачнел. Как же так?! И где граница промеж возвышенной любовью и животной страстью? И что есть человек, если дано нам существовать и в плотском, и в духовном единовременно...
- Ах, - воскликнул я, - да кто бы знал, какие противоречия этих влюбленных вынудили ступить на скользкую дорогу! - Я обратился к тени Франчески, которую я и теперь жалею искренне: - Тебе я скорбно сострадаю, правда. Но скажи: какой урок вы извлекли, когда впадали в страстный плен?
- Счастлив тот, - ответила мне тень, - кто в горе не забывает радостных времен. А если хочешь знать о сути злосчастной любви, поведаю вот, что. Там, на Земле читали мы волнующий рассказ о рыцаре, имя которого: Ланселот. Как он был полон вожделенья к супруге короля! Мы -- двое, оба молоды, беспечны. Над книгой наши взоры встретились... мы, вздрогнув, опустили глаза, но огонь уже зажжен был фантазией писателя. Едва дошли до места, где Ланцелот добился поцелуя с возлюбленной, когда их губы слились... Паоло, дрожа от вожделения, приник к моим устам. Мы страницы не дочитали, книга стала нашим Галеотом. Но вот, в чем признаюсь: память о тех минутах греет нас и в адских муках...
Когда Франческа произнесла последние слова, тень Паоло надрывно разрыдалась. Я ощутил, как по моему лицу стекает холодный пот. Я провалился в темноту...
...Сознание вернулось, когда я находился в окружении ином. Мой поводырь сказал, что это третий круг. Лил холодный дождь, было мерзостно и сыро, пахло гнилью. В грязи стоял огромный трехголовый пес.
- Настоящий Цербер! - воскликнул я.
Этот монстр сердито лаял на жалких человекоподобных существ, стоящих в жиже. Три пары налитых кровью глаз взирали на несчастных злобно, лоснилась жиром борода, живот раздут, когти готовы пронзить любого... То и дело гигантская собака выхватывала тени из толпы -- и рвала на части. Жертвы нечеловечески визжали, в конвульсиях сжимались, бессильно прикрываясь тонкими руками. Цербер завидел нас.
Он разинул пасти, показав клычищи. Вергилий не растерялся: нагнувшись, схватил ком грязи -- и метнул собаке прямо в морду. Демон застыл, как будто пораженный. Повинуясь знаку поводыря, я двинулся вперед. Такое было чувство, что мы бредем по пустоте, обретшей форму тел людских. Души грешных подобно червям возились в жиже -- и лишь одна привстала, подняла глаза, произнеся:
- Послушай, плоти не лишившийся еще: меня ты знаешь. Ты уже существовал, когда я участи своей был удостоен.
- Не узнаю. - Ответ мой был совершенно искренен. - Скажи мне прямо: кто ты, откуда...
- Родной твой город Флоренция, завистью исполненный, был и моею родиной. Там, на Земле меня прозвали Чакко, что, как ты знаешь, на нашем наречии звучит как Свинтус. Сюда же, в гниль попал я за свое обжорство. Во всяком ужасе есть и хорошее: мне здесь не так и страшно истлевать, ведь со мною рядом полно таких же, грешных чревоугодием.
- Чакко, - обратился я к несчастному, подразумевая, что душам грешных
