Помедлив, он ответил:
- Прольется кровь. Сначала власть белые возьмут, а черных всех изгонят. Едва Солнце трижды явит свой лик, первые сдадутся, а последним помощь будет от привыкшего лукавить. Есть только двое праведных, но их не захотят услышать. Разве ты не знаешь, что всего три силы движут глупыми: зависть, алчность и гордыня.
Я назвал имена достойнейших граждан Флоренции, спросив у духа Чакко: не встречал ли он в Аду теней этих приятных мне людей.
- Было дело, - признался Свинтус, - многих из них я видел здесь... только чуток пониже. Возможно, ты и сам найдешь их -- если рискнешь спуститься. Но и я тебя прошу: вернувшись в мир живых, напомни людям обо мне.
Сказавши, Чакко провалился в грязь, смешавшись с прочими телами. Теперь уже заговорил Вергилий:
- Они здесь будут гнить до Страшного Суда. Тогда они вернутся в прежний образ и каждый вернется к своей могиле...
...Когда мы дальше двинулись, превозмогая грязь, я обратился к провожатому:
- Учитель, а что же будет после того, когда свершится Страшный Суд? Мученья этих душ не бесконечны?
- Твоя наука утверждает, - торжественно ответил мне Вергилий, - что чем природа совершеннее становится, тем больше благодать или сильнее боль. Тем, кто здесь, совершенства ждать не стоит, но бытие их без сомненья в будущем...
Вдруг нам дорогу преградил звероподобный Плутос. Он кричал, хрипя: "Рарe Satan, рарe Satan aleppe!" Я ужаснулся, но Вергилий приказал не поддаваться панике и к зверю обратился:
- Заткнись, волчара пропади в своей же вздувшейся утробе! Мы идем во тьму и так желают Высшие.
Зверь обмяк и ярость растворилась. Плутос нас впустил в четвертый круг. Вскоре открылась нам картина: две когорты духов двигались одна на другую, и все тащили тяжеленные тюки. Полчища сшибались и разбредались прочь. Собравшись в толпы, вновь впрягались в ношу. То и дело доносились стоны: "Вот, накопил...", "К чему стяжал...", "Думал, добро -- к добру..." И вновь впрягались, сталкивались, ныли.
- При жизни, - пояснил Вергилий, - одни не знали меры в стяжательстве, другие отличились в расточительстве. Теперь они, две партии составив, несут единую повинность. Среди них есть кардиналы и даже папы: таких не переплюнут ни скупцы, ни моты.
- Но я бы тогда узнал хотя бы кого-то из тех, кто предавался такого рода прегрешениям. Много людишек сорта этого я видел.
- Не узнаешь. Все лишены своих примет, превращены в тупую массу. Их удел -- влачить свой груз и схлестываться в схватке. Ты видишь теперь, как справедлива бывает Фортуна.
- Но разве Фортуна -- не счастье всех народов?!
- Глупцов, - ответил мне Вергилий, - хватает, ведь разум не всесилен. Создатель, воздвигнув тверди, каждой из частей придал силу. Вершительница судеб -- одна из таковых. Она творит свое незримо, прячась змеей в траве, и разум против Фортуны бессилен. Живые ее частенько поносят и клянут на чем свет стоит, хотя как раз ее и надо возблагодарить. Она спокойно и светло все крутит свой станок, а рядом с нею ангелы витают. И не нам дано узнать, как повернется колесо...
Скоро мы добрались до речки, стремящейся в глубокой балке. Вода в потоке отдавала багрово-черным. Мрачный поток впадал в Стигийское болото и там, в трясине бесновались человеческие тени. Все они были голы и отвратительны; несчастные толкались, хватали соседей за волосы, вгрызались друг в друга зубами.
- Сын мой, - сказал мой проводник, - здесь те, кто на Земле не совладал со своим гневом. Видишь, под некоторыми грязь пузырится: эти духи, будучи людьми, ненависть таили и гнев копили. Теперь вся эта пакость в них и бурлит, сами же слова вымолвить теперь не в силах.
И правда: жертвы, раскрывая тиною заросшие рты, невнятное бурленье изрыгали. Мы шагали кромкою болота и я с печалью наблюдал, как эти тени бессмысленно дрались. Вскоре мы пришли к подножию высокой башни. Вокруг туман клубился. Воздев свой взор, я разглядел два огонька. И где-то вдалеке затрепетала звездочка.
- Скоро ты поймешь, о чем вещают эти знаки, - мне пояснил учитель.
Сквозь дымку я увидел, что мы на берегу большого водоема и к нам стремительно приблизилась лодчонка. В ней был лишь один гребец, который, нас завидев закричал:
- Ага, попались, души грешные!
- Флегий, не кипятись, - осадил Вергилий лодочника, - мы не твои, но во имя Вышних ты должен нас перевезти.
Косматый промолчал, но, когда он лодкой правил, лицо его искажено было гримасой злости. В суденышке хоть было тесно, зато оно неслось так стремительно, что я не успевал вглядеться в копошившиеся тени. Одна из них ко мне вдруг обратилась:
- Ты, кто, и почему до срока сюда явился?
Флегий лодку остановил, я смог спросить у проклятой души, кем на Земле она была.
- Я тот, кто вынужден здесь плакать... - туманно выразилась мразь и рукой за челн схватилась. Вергилий не растерявшись, ногой ударил длань, вскричав:
- Ступай к своим мерзавцам, сволочь!
Приобняв меня и даже поцеловав, дух поэта выразился так:
- Блаженна та жена, которая несла тебя в своей утробе! Узри и думай. В мире смертных тот человек был горделив, а сердце его так и осталось черствым. Здесь, принужденный в Стигийском болоте прозябать, тень этого недочеловека лишена и зрения, и слуха. Многие из тех, кто был силен и непреклонен на Земле, теперь гниют в грязи. Теперь ты знаешь, какова посмертная судьба у властолюбца...
Я слишком хорошо увидел: на этого урода накинулись такие же подобия людей -- и стали избивать его, ревя при этом: "Мы тебя, Ардженти, на части раздерем!" Я узнал сам дух сегодняшней Флоренции. Скоро перед нами вырос Дис, град Люцифера. За стенами видны были багровые мечети.
- Это вечный пламень, - пояснил мне дух поэта, - А, значит, мы приблизились к глубинной Преисподней.
Лодка зашла в канал, Дис над нами возвышался могучим бастионом. Долго мы кружили лабиринтами каналов пока наш кормчий не воскликнул:
- Причал, сходите, чтоб вас!
У ворот нас встретила суровая охрана, один из стражников ворчал:
- Надо же... живой -- а притащился в царство мертвых... - Вергилий было захотел солдатам все объяснить, но тот же голос прервал его: - Ты -- подойди, а этого -- подальше
