Скрывать не буду: я жутко испугался. Ведь в одиночку мне не найти обратную дорогу! Я обратился к своему проводнику:
- Учитель, ты меня уж столько раз поддерживал в опасные минуты! Молю: не покидай меня теперь. Если уж сей город для тебя запретен -- давай назад вернемся. Только -- вместе.
- А ты не бойся, - произнес поэта дух, - Высшие благоволят тебе. И знай: в твоем пути тебя я еще долго не оставлю.
Ворота наглухо закрылись. Учитель, приказав покамест мне постоять в сторонке, о чем-то говорил со стражей. Его я из виду не потерял, но у меня было такое чувство, что я один остался и никто меня уже не защитит. Вдруг охранники отпрянули -- и Вергилий вновь со мной!
- Но кто же, - вздохнул учитель, - возбранил мне дорогу в скорбный город... хоть я в печали, мы найдем возможность сюда войти. Ведь то же было и пред внешними вратами, которые когда-то разбил Спаситель. Помнишь тамошнюю надпись надвратную? Оттуда же нисходит сила, которая и эту преграду сокрушит.
Я чувствовал, что и душа великого поэта исполнена такими ж страхами, что и моя. Тень Вергилия была напряжена, учитель прислушивался к посторонним звукам, шаг его стал осторожен. Среди смрада мы пробирались дальше.
- Мы превозможем все, - сказал учитель, - такая нам дана защитница! Но... где же тот, кто выше всех напастей...
Несвязанная речь Вергилия есть признак внутренних борений. Он не уверен! Господи... я и сам теперь пал духом. Я вопросил:
- Вот мы на дно спускаемся... Но стоило ли нам покидать твой Лимб, где души лишь надежды лишены?
- Не скрою, - отвечал мне дух, - из нашего витка по этим тропам редко кто ходил. Но я здесь уже однажды был, вооруженный заклятиями злой Ератхо. Уж эта кудесница умела возвращать телам их души. Едва лишь моя тень покинула плоть грешную, сюда я послан был за пленником Иудина предела, который там -- на самом дне. Я знаю путь, но...
Он не договорил, ибо наши взоры устремились к вершине башни, рдеющей багрянцем. Там кружились, гидрами зелеными обвиты, три кровавых фурии. Вместо волос на головах у женоподобных гадин извивались змеи.
- Узнал? - сказал мой проводник: - Мстительница за убийства Тисифона, ненавистница Мегера и Алекто карающая.
Фурии, визжа истошно, терзали руками свои тела. Я расслышал душу леденящие слова:
- Где Медуза?! Он должен окаменеть! Ох, почему же мы не отомстили тогда Тезею пронырливому...
- Ты вот что... - шепнул Вергилий мне, - на всякий случай закрой глаза и отвернись -- как говорится, от греха. Не стоит тебе Горгоной любоваться, иначе никогда уже не насладишься светом земного дня.
Учитель сам меня насильно отвернул, взял мои руки в свои -- и прикрыл мое лицо. Над водами смердящими прокатился страшный грохот и содрогнулась твердь. Я ощущал дыхание ветров, но страх пропал. Проводник убрал ладони с моего лица, сказав:
- Узри хотя бы пену с горьким дымом...
И я увидел: сонмы душ неслись, гонимые неудержимой силой. За ними -- прямо по воде -- шагал Посол Небес. Рукою разгоняя поволоку, он пастырем глядел на обреченных. Невольно я склонился перед Ним.
Он только прикоснулся тростью к воротам -- и они покорно распахнулись. Остановившись в проеме, ангел возгласил:
- Эй, падшие, что вы тут замыслили! Уж не захотели ли пойти противно Вышней воле? Вам мало бедствий? На судьбу в злобе не стоит посягать. Ваш Цербер до сих пор с потертой мордой бдит.
Мы молчали. Ангел воспарил, мы беспрепятственно вошли в мрачнейший Дис. Хотел я разглядеть, что же за грешники здесь обитают, но не увидел никого, хоть отовсюду и доносились стоны. Повсюду были разбросаны надгробия, чернели ямы, а воздухе висела скорбь. Между ними витали красные огни, из дыр тянуло жарким чадом. Я понял: все могилы раскрыты, а голоса доносятся из них.
- Здесь страдают, - пояснил учитель, - ерисиархи разных толков, а с ними -- их прихвостни. Здешняя земля богато таковыми узлоблена. Подобные к подобным...
Мы повернули направо, и пошли между полями могильных мук и стенами.
- А нельзя ли, - спросил я, - хотя б разглядеть, что за тени застряли в этом мире? Плиты с могил откинуты, а стражи -- нет...
- Их накроют, когда вернутся из Иосафата, долины Страшного Суда, в том облике, какой носили на Земле. Здесь наказуют тех, кто верил в окончательную гибель души вместе со смертью тела. Таким был Эпикур, к примеру. Здесь ты найдешь ответ на помысел того, чей образ тайно носишь в своем сердце.
- Учитель добрый, я помню твои слова, когда мы подходили к Ахерону...
Вдруг из одной могилы донесся голос:
- Ты ведь тоже сын прекрасной родины моей, над которой, я, возможно, без меры измывался. Наш говор ни с каким не спутаешь, тосканец...
Я прижался к Вергилию, сердце мое заколотилось бешено. Учитель успокоил:
- Не бойся, подойди.
В страдающей душе узнал я Фаринату. Боже, что же стало гибеллиновским вождем! Я решился приблизится к краям могилы насколько позволял оттуда бьющий жар. Тень привстала, огляделась. Мне показалось, он на этот мир смотрел с презрением. Остановив свой горделивый взгляд на мне, заносчиво спросил:
- Чей ты потомок?
Я правдиво рассказал о своей родне. Выслушав и помолчав немного, дух признался:
- Твой дом был в состоянии войны с моим. И даже более того: я дважды приказал его разрушить.
- А смысл? - я на самом деле задал риторический вопрос. - Изгнанные все равно вернулись, а счастья черным нет. Хотя, и белым -- тоже...
Вдруг из соседней ямы показалось подобие лица другого духа. Он огляделся удивленно -- и зарыдал. Прекратив истерику, тень строго посмотрев в глаза мне, надменно заявила:
- Уж если в это злое место тебя привел твой гений, почему с ним не пошел мой сын?
Я понял, кто этот второй могильный пленник. Это отец моего друга Гвидо Кавальканти, поэта и эпикурейца. Я ответил так:
- Здесь я не по своему желанию. А Гвидо ваш моего учителя Вергилия не почитал.
Тень Кавальканти-старшего чуть не вскочила из могилы и заорала:
- Как?! Ты говоришь о нем в прошедшем времени!
Я молчал. Тень, застонав, низверглась в яму, источающую жар. Тень Фаринаты все
