— Котик! — ласково погладила его Катя.
— Задания гвардии для меня порой целью становились, правда, признаться, слабой.
— А расскажи про папу! — с любопытством в глазах воскликнула Катя. — Каким он был в гвардии?
— О! Он был совершенно другим человеком. Никогда никому не хотел ничего доказывать. Его никогда не ставили в пример, а ему это и не надо было. Но и лени в разы меньше, чем у меня. У нас даже патриотизм был разный. У меня идейный, а у него врождённый.
— То есть? Это как?
— Ну, у меня это от идеи шло. Родители погибли, страна загнивает, надо себя показать, с менталитетом бороться. Понятие «родина» для меня было довольно символическое: король, Доброград, официальные границы, гвардия. Не то, чтобы потому что надо, от сердца всё-таки шло, но патриотизм гвардейский, хотя с идеей и целью не столько врага победить, сколько страну сделать лучше.
У Виктора же по-другому всё было… Он родился, с детства полюбил свой дом, потом озеро, на которое ходил отдыхать, семью свою, посёлок. Затем окружающих и соседей. Они ему, в отличие от моих, злыми не попадались (я своих соседей и окружающих, ой, как невзлюбил, вот у меня и не зародилось такого же патриотизма). Любил он сначала свою загородную квартиру, семью, дом, старше стал — район, места родные, как он любил говорить, город, а потом и всю страну. И ни короля никакого, ни границы, а страну, людей, знакомые, любимые и родные места. Я даже не знаю, как бы он жил в другой стране, как я после забвения… И никакой не было ни идеи, ни стремления, просто любил и всё тут. Если мне было интереснее Керилан уничтожить, «кериланцев мочить», то ему Борсию сохранить… важнее что ли… Такой патриотизм — он ведь такой, из зёрнышка с детства в могучую любовь к родине вырастает.
— Вот у меня… — проговорила Катя. — Как ты сказал, какие виды патриотизма бывают?
— Идейный и врождённый.
— У меня идейный, как и у тебя.
Они допили чай.
— А знаешь, какая у Виктора была реакция, когда я ему эту теорию о двух патриотизмах рассказал?
— Какая? — у Кати загорелись глаза от интереса.
— Он сказал: «Такие как ты пишут патриотические песни, а такие как я их слушают». Это было после моих исполнений «Мочи кериланцев».
— А как она вообще тебе в голову пришла? — Катю начало распирать от любопытства к нему.
— Как? Да никак. Просто пришла вот и всё. Её будто бог прислал… Знаешь, как идея приходит? Как мысль, как озарение. Коли хочешь ты заниматься чем-то, занимаешься, ну, например, стихи пишешь или музыку, как я, или картины, коли придёт к тебе… не люблю слово «муза»! Идея что ли, задумка. Она охватит тебя, заполонит всего до краёв, так что ты боишься, что что-то за края выльется — и ты ясно видишь и стараешься сначала её воплотить. Но никогда точно этого сделать не сможешь.
— Почему?
— Не знаю. Знаю только, что то, что у тебя в голове возникло, никогда никакой земной магией точь-в-точь не воссоздашь. Но могу рассказать тебе про обстоятельства создания этой композиции.
— Давай!
— Ну это не очень интересно. Бывало в такси ехал, куда-то смотрел, бывало на прогулке, ждал друга или подругу… А тут всё так банально. Сидел, фантазировал, представлял концерт. Представлял себя на сцене, прыгающим с высоты. Встал, запел. Сразу пошли и слова, и мелодия. Пропел припев несколько раз и запомнил. Куплет тоже более-менее придумал, пока во мне нерв жил, и записал. Без спешки, просто рядом лист и ручка лежали.
В творчестве тоже цель моя была, но снова-таки слабая.
— Отчего же?
— От того, что не востребовано оно было. Я ж гвардеец был обычный.
А затем я полюбил Дашу, — Иван просто развёл руками, а Катя сжала кулак, — и в жизни загорелась новая цель. Новая цель… Которая так и не была достигнута. Но, знаешь, тогда с тобой на берегу я понял, что всё что ни происходит, в конечном итоге, приводит нас к чему-то новому, неизведанному, светлому, хорошему.
— Всё что ни делается — всё к лучшему?
— Да.
— А я никогда в это не верила. Слишком разная жизнь.
— Человек, теряя что-то, находит новое. Хотя бы возможность. Но почему «хотя бы»? Это ведь самое главное!
— Может быть. А как с той жизнью, которая началась после забвения?
— А я её хорошо продумал. Ни в козликов в туалете играть собрался, всё-таки.
Катя рассмеялась.
— Знаешь, — начал он загадано. — У меня в юности был такой рассказ, который я сжёг. Не помню отчего, по-моему, от обиды, что он какой-то девушке не понравился, которая понравилась мне… Назывался «Алэн и смерть», кажется. Вот, в общем, примерно его содержание:
«Идёт в задумчивости по дороге мужик из Войланска (я не хотел нашего брать), и думает о жизни своей, воображает, мечтает. Тут ему попадается с косой старуха.
"Пусти, бабушка", — говорит он.
"Я не бабушка, я смерть твоя, — отвечает она. — Куда идёшь ты и зачем?"
Ну, конечно же, он перепугался. Говорит: "Забрать меня пришла?" Она кивает. Он просит старуху не забирать его. А она ему и говорит: "А зачем жить тебе? Почему мне забрать тебя нельзя?" Остановился тут Алэн и начал думать. А зачем он живёт?
У меня были варианты в черновиках, как он приходит в город и начинает заниматься разными делами в поисках смысла жизни, но так и не находит. Я всё вычеркнул и выкинул, решив, что его похождения убивают философию в моём рассказе.
И доделал я тогда рассказ мыслями Алэна. "А правда, зачем я живу?" — потом приходит к выводу, что и смерть — это лишь его вымысел, и никого он не встречал, а живёт он действительно непонятно зачем! В общем, смерть ему говорит: "Ответь мне серьёзно на вопрос: зачем ты живёшь, и если ответ будет настолько весом, что будет наполнять твоё сердце доверху, то покуда он будет таков, я тебя не заберу".
Так и живёт Алэн, пока знает зачем. И это "зачем" настолько весомо, что он активен и живуч, а, следовательно, он не умрёт.
Возможно, это путь к бессмертью…»
Вот я и жил с тез пор по этой истории. Всегда отвечал себе на этот вопрос, или, по крайней мере, старался отвечать. Главный вопрос. Зачем? Почему? В чём цель?
И зная свою сущность, я ещё до забвения решил, что стирать буду всё и даже не пытаться стереть часть воспоминаний, что крайне сложно при наших знаниях о магии. Тем более это могло вернуть мне чувство к Даше…
— То есть, — начала понимать Катя, — ты хотел иметь цель в жизни и после забвения.
— Цель должна быть достижимой, — заметил Иван. — А с
