— Да, да! А цель в твоей жизни после забвения, это было то… то… получается, узнать, кем ты был раньше.
Ваня хлопнул в ладоши.
— В точку! В яблочко. Хотя я сделал всё, чтобы она была тоже практически недостижимой. Я знал, что не отступлюсь от неё! И после забвения, хотя я уже и не помнил ничего о том рассказе, видно, что-то в моём сознании, даже в том, что можно назвать душой, сущностью, отпечаталось, и моим самым главным вопросом стал «Зачем? Почему?»
И с тех пор, кстати, как я написал «Алэн и смерть», я считаю, что каждый человек должен ответить для себя — «Зачем я живу?»
После забвения для меня главным вопросом стало: «Почему я стёр себе память? Зачем мне или кому-то ещё это надо было?», и ответ мне дало только зелье памяти.
— А кстати, — подумав, воскликнула Катя. — А это действительно хороший вопрос. Как ты сейчас на него ответишь?
— Сейчас? — Иван встал с кровати и взглянул в окно. — Наверное, цель в том, чтобы защитить наконец-таки любимую страну, победить Керилан. И ни на словах, ни в песнях, а на деле! Всё начнётся с завтрашнего выступления.
— Понимаю, — начала рассуждать Катя. — Но это же всё так опасно! Я боюсь за тебя. Может быть, не стоит, может, лучше уйти в сторону? — раньше война с Кериланом казалась ей необходимым будущим, но теперь, когда рядом был самый дорогой для неё человек, всё менялось.
— Предлагаешь спрятать голову в песок? — спокойно сказал Иван. — Не думаю, что у нас есть эта возможность. Если и есть, то, во-первых, я себе этого не прощу и сам себе голову отрежу. Во-вторых, это крайний эгоизм. Сейчас от нас слишком многое зависит, многим людям уже не на кого положиться, и их превратят в рабов или убьют!
— Но думаю, что помимо цели нужно ещё и знать, зачем она нужна.
— Вижу, ты тоже умеешь мыслить философски. А какая у тебя цель?
— Моя? Наверное, в том, — она говорила необычайно нежно, — чтобы жить с тобой, создать вместе семью, главное быть любимой тобою…
Иван улыбнулся ей и сел рядом, приобняв её.
— А правда. Я тоже этого хочу! Больше всего! После стольких лет нелюбви — я хочу счастья с тобой. Тепла и уюта, чтобы ты была рядом!
— Буду! — мяукнула она и легла ему на плечо.
— Только для начала, — твёрдо сказал он, — разобраться надо! С псами кериланскими! Выжить! А потом я всегда рядом буду. Это ж с самого детства для меня главное было, я считал, что, если хоть кто из вас, из баб, — в голосе Ивана прозвучала нота обиды, — меня полюбит, я тут же взаимностью отвечу… — он вздохнул. — Хоть по жизни это и не так просто оказалось.
— А я вообще считаю, — твёрдо и даже сурово произнесла девушка, поднимаясь и крепко вцепившись в плечо любимого, — что, коль в человека влюбился кто, то он это ценить должен и отвечать взаимностью.
— Тут ты не права. Люди все разные, не можешь ты ото всех этого требовать, — Иван помолчал минуту, а затем пристально посмотрел в её глаза. — Ты меня любишь?
— О! — она снова бросилась к нему на шею. — Конечно, люблю! Как же я могу тебя не любить? Влюбилась с самого начала — вот и всё! С первого взгляда, можно сказать, просто понимать стала это уже потом. И наплевать стало какой ты: добрый или злой, умный или глупый, красивый или нет. Всё было прекрасно! — (Иван испытал непонятное чувство, что-то вроде дежавю, что-то слишком похожее он когда-то сам испытывал к Даше). — Почти с первого взгляда твоего, с первого слова влюбляться начала без памяти! И сейчас так же люблю, — она начала целовать его. — К тому же… — она продолжала это делать. — Ты не представляешь, что ты для меня значишь! Ты — просвет в моей ужасной жизни. Мука по тебе нестерпима, но когда ты рядом… — она замерла. Она многим это говорила, Оксане, Маше, даже Лене, Вере и Оле, но ему говорить это оказалось сложнее. Сердце замерло. — Когда ты рядом… Это великолепно! Когда ты рядом, когда целуешь меня, говоришь, что любишь… Просто говоришь, просто хорошо относишься. — Она говорила очень громко, уже начинала переходить на крик. — Это стоит всех моих страданий! А ты? Ты меня любишь?
— Я? — вылез из мечтаний Ваня. — Конечно, люблю! Как я могу тебя не любить? Это же такое сильное, нежное чувство во мне, благоговение перед тобой! Я люблю? Я обожаю тебя. — А вот он говорил тихо, ровно, шёпотом, с придыханием, целуя её в лоб и поглаживая по голове. — Ты первый человек, который… — он вздохнул. — Который смог понять меня, который может выслушать!
— Да! Да! — улыбнулась Катя. — Той радости и любви, которой не дали мне ни семья, ни окружающие, дал мне ты! С тобой хорошо, весело и интересно как ни с кем! И ты тоже, один, смог меня понять! Значит… — она томно отпустила руку от его плеча, прислонила пальцы к губам и начало говорить тихо, заинтриговав его: — Значит… Значит, я должна тебе открыться… Открыть «ВСЁ».
- Всё? Что всё? — заинтересовался Иван. — Ты завораживаешь!
— Подожди, — Она сползла на пол, натянула джинсы, футболку и залезла под кровать. — Ну где же она, где… — бормотала Катя. — Я ж здесь где-то оставила.
— Что такое? — со смешным и добрым тоном спросил Иван. — Что ты там ищешь? Зачем ты забралась под кровать? Тебя там съедят чудовища!
Послышался звонкий высокий смех Кати.
— Чудовища у нас одни, — сказала она. — Живут через океан Сердце.
— Это точно, — усмехнулся Иван.
— Кажется, нашла, — она вылезла из-под кровати вся пыльная, пару раз даже чихнула.
В руках она держала толстую коричнево-алую книгу в твёрдом переплёте, тоже всю пыльную, как и Катина жёлтая футболка. Однако даже в таком виде, всю растрёпанную, Иван находил Катю необычайно красивой. Ей хотелось любоваться и любоваться.
И тут в дверь постучали. Иван и Катя переглянулись. В спальню вошёл слуга.
— Попрошу потише, — шепнул Степан, показывая подходящий жест. — То кричите тут, госпожа Мулина, то звонко хихикаете. Папу вашего разбудите, он вам и устроит за шум ваш. А то Мария Викторовна уже проснулась.
— Всё будет нормально, — пообещал Иван.
— Извините, — буркнула Катя.
Слуга ушёл.
— Быстро! — воскликнула она. — Ночь, сейчас папа придёт, такое устроит! — она быстро сняла с себя пыльную одежду, скинула с постели одеяло, толкнула на неё Ивана, сама плюхнулась к нему и накрыла их обоих.
— Цыц! — шепнула она. — Если отец проснётся, такое устроит!
— А что такое? Тебе уже не четырнадцать лет.
— Ты забыл, как меня «легко» разбудить?
— Вот чёрт! — Иван почему-то это тоже относил к плюсам своей невесты; затем он показал на книжку, которую она достала. — А это что?
— Это мой дневник, —
