— Ты вела дневник? Я никогда не мог понять таких людей. Всегда боялся, что такое могут прочитать, а главное, лень всё что со мной произошло ещё и описывать.
— А мне, вот, нравилось. Потом можно посмотреть, через год, какие глупые у тебя вчера были надежды. И теперь я хочу его показать тебе. Поделиться с тобой.
Они стащили одеяло и сменили позу с лежачей на сидячую.
— Ты хочешь, чтобы я всё прочитал? — он покосился взглядом на книжку.
— Естественно! Если, конечно, не тяжело. Дневник был моей единственной отдушиной в школьные годы. Почему? Узнаешь, прочитав его! Тогда же поймёшь, что ничего к Климову у меня быть не может. И если бы ты прочитал этот дневник раньше, ни за что бы не решил, что я к нему испытываю хотя бы симпатию; ты ж не идиот какой-нибудь.
— Порой, — с обидой сказал Иван. — Вам, девушкам, нравится, что вас унижают.
— Во-первых, это, скорее всего, не про меня, во-вторых, есть грань, за которой уже никаких чувств не может быть. Одно дело Доброверова в седьмом классе приходит в короткой юбке, и старшеклассники говорят ей: «Привет шлюшка», другое дело, когда человек оскорбляет твою семью или желает тебе смерти! Ну, может, первый случай и покруче был… Ну так что? Ты будешь его читать?
— Весь? Наверное, начну, всё равно, я уже вряд ли усну.
— Совсем весь — не думаю, что тебе будет интересно читать про каждый мой день, там много скучного, иногда регулярные болезни, иногда просто день как день и таких ещё сотни. Начни, но не с начала, — Катя открыла дневник немногим раньше середины, показала дату: «седьмое июня 1248 года» — Я хочу, чтобы ты прочитал именно это, для начала, а потом уже всё остальное. Начнёшь?
— Пожалуй.
Она улеглась к нему на колени (потом она умудрилась даже уснуть там), а он начал чтение одной из самых главных книг в своей жизни:
31 глава. Невесёлая прогулка
Здравствуй, дорогой дневник. Сегодня был самый ужасный день в моей жизни.
Иногда за день встречается хоть что-то хорошее. Может быть, кто-то улыбнулся, собачку удалось погладить, кошечка помурлыкала. Сегодня я ничего вообще хорошего не заметила!
Мне опять снился этот дурацкий сон с каким-то парнем. Скорее всего, это был тот же, что и два месяца назад. Такой же красивый, подходит, говорит со мной, смотрит прямо близко-близко, а я хочу ещё… А когда просыпаешься, на душе так тоскливо, как будто жизнь катится под откос.
Утром перед завтраком я думала, что хотя бы сегодня проведу день хорошо, каникулы ведь. Нет, чёрта с два, маме, дуре, надо было обязательно поучить Машу магии, та как всегда ни фига не поняла и наорала на меня. Заставили помогать готовить маме. Оксана, кстати, как всегда сегодня пошла гулять с новым парнем. Этот был какой-то странный и пугающий. Затем я должна поставить Маше тарелочку для того, для этого… Она надо мной издевается, а маме с папой хоть бы хны! Только я на неё подниму голос, чуть-чуть даже, сразу — «Катя, не ори!» Папаша за завтраком за всякие мелочи надавал подзатыльников… Ненавижу их с мамой! Пусть они будут прокляты!
Самое главное было потом. После того как этот диктатор-папаша (знаю, что нельзя так, но я сейчас в ярости, мой юный дневник, тебя же никто не прочитает) укатил в свою гвардию, я решила хоть как-то отвлечься. Вот мать моя стерва! (тоже самое, что про папу) полчаса её умаливала, чтоб она меня гулять отпустила, хотя лучше бы не отпускала… Сиди, блин, с Машей, которой ты надоела, развлекай её. В итоге они попёрлись в парк, и я написала письмо Вере и Оле. И вообще меня задолбало этих голубей туда-сюда гонять, они тоже живые. Папа там что-то собирает, а тилис купить не может! Оксана, тварь, тоже могла бы у какого-нибудь своего хахаля-буржуя бабок взять. Меня на работу до сих пор не берут, и родичи диктуют, что мне ещё по дому до черта чего делать. Бесят меня эти деньги!
Так через минуту мне голубь от Веры прилетел: «Ой, мне то, — писала она, — мне сё, так-то оденусь, что-то мне сейчас лень гулять, через часик» (через три в итоге выперла). Интересно, она ещё там юбку на уши не натянула?! К тому же всё равно это бессмысленно, никто из мальчиков на неё не посмотрит.
Оля написала, чтобы я подходила к ней. Думает только о себе! Подстраиваться под неё, видите ли, надо! А что поделать? Кроме неё, нормальных друзей даже нет!
По дороге чуть не били какие-то пацаны из класса, кажется, Миша и Дима Косынин, как всегда обсмеяли, когда попались по пути. Иж какие, одеваюсь я на помойке и толстая… На себя бы посмотрели, один очкарик, другой вообще ЖИРтрест.
У Оли я сидела минут двадцать. Никаких обычных шуток. Болтали полчаса там с Верой по тилису. Даже у них уже тилис проведён, а я как дура должна голубей пускать, ещё над этим все, гады, смеются. Меня уже и голуби ненавидят!
В итоге мы всё-таки вышли гулять часам к шести вечера. Решили пройтись за городом, дошли до Прибрежной улицы. Тут всё и началось!
Смотрим, а у водного резервуара, на мосту, стоит знакомая компания. Валя, Дима, Олег и, конечно же, Костя. Конечно, знаю, дорогой дневник, что после того, как он меня побил и вообще после такого нечего о нём даже думать, но какое-то чувство похожее на ненависть потянуло меня туда. Сначала я решила, что не зря. Короче, на мосту стояли ребята, грязные, босые, помладше нас, лет восьми: два мальчика и девчонка. Бродяги, видно, нищие, играли на гуслях где-то рядом (я их видела пару раз) и зарабатывали деньги в шляпу. А эта поганая четвёрка их скрутила и, видно, деньги отбирают. Климов, козёл, как всегда орёт, развлекается, подкалывает их, Косынин ржёт, Олег Милов денежки их считает и всё Вале с Костей даёт. Ну где ж это видано-то! Я ему крикнула:
— Слышь ты, подонок, оставь детей!
А они повернулись и ржать, особенно Климов. Думает, сволочь, что я его ещё люблю. Дурак. Да я его вообще не любила! Чуть понравился, а эти идиотки всё раздули из мухи слона!
Если кого и полюблю когда-нибудь, то того парня из сна. Мне кажется, что он актёр.
Ну так вот. Дети-то плачут, мальчик один на меня жалобно посмотрел и ручки сложил — «помоги», мол, говорит, а другой: «Уходи, сами справимся». Меня, наверное, защитить хотел. Дети же совсем. Девочка ревёт без перерыва, и кровь у неё на руке.
А Олег поддакивает: «Не мешай, иди давай!»
Костя в
