— Спасибо. Я и так не хотел идти рядом с тобой, Неудачница.
Всем классом они вышли на улицу, и Катя увидела вдали человека, сидевшего на земле. Он играл на гитаре. Когда выдалась возможность, одна из старшеклассниц отдалилась от группы и подбежала к нему. Свой инструмент обнимал старый бедный дед с бородой. Она положила ему в шляпу два золотых. Стоявшие рядом с ним люди слегка удивились, увидев такие деньги на паперти. Вокруг собрался ещё народ, и он заиграл любимую Катину песню «Мочи кериланцев».
Когда он закончил, все разошлись, а Катя подошла к гитаристу и спросила:
— Я всегда хотела узнать, кто автор стихов.
— Странно, — хмыкнул старик.
— Что странно?
— Все интересуются композитором.
— Да, я не спорю, музыка красивая, но кто написал слова к ней?
— Да тот же, кто и композитор. Гвардеец какой-то. Песня сначала запрещена была, но год назад король разрешил её. Тебе ещё сыграть что-нибудь?
— «В её глазах» можно?
— Конечно. Как я понимаю, передо мной героиня этой песни?
— Можно и так сказать, — сконфуженно ответила Катя.
И он начал играть. Мелодия и голос снова заворожили её, но, как только он закончил, она ринулась к классу. К ним уже подходил летающий автобус. Школьница еле успела заскочить в него.
Они долетели довольно быстро. Концерт уже шёл вовсю. Ребята повыпрыгивали из автобуса и побежали в толпу плясать. На сцене, стоявшей посреди площади, появился ведущий и произнёс:
— А теперь, дорогие патриоты, молодые музыканты из группы «Тайга» споют вам песню «Мочи кериланцев».
Почти все присутствующие начали аплодировать и орать от восторга.
— На хрена любить свою страну, если она говно, — крикнул Костя.
Собравшиеся повернулись к наглецу, хотели было его поколотить, но первым дошло до Кати. Она произнесла: «Магия волн», собрала слюны и плюнула в негодяя. Слюна в полёте превратилась в небольшую волну и столкнула Костю с ног. При этом он весь промок. Окружающие зааплодировали ей.
— Смотри, — сказала Оля Вере. — Она его опрыснула, и народ не устроил ему взбучки.
— Ты намекаешь, что она так его спасла? — уточнила Вера.
— Ну а как же ещё! А нам говорит, разлюбила…
Этот разговор никто не слышал.
* * *
Катя собиралась к отцу. На часах уже полдесятого. Она вышла из дома. К ней быстро подлетел такси-летун, вызванный заранее, она уселась к нему на шею, и они полетели к городской тюрьме.
Здание стояло на отшибе. Вокруг него виднелась колючая проволока и огненные шары, такие как тот, что Вова подарил Ване.
В небе над таксистом и девушкой горела надпись: «ТЮРЬМА ДОБРОГРАДА ДЛЯ КОЛДУНОВ ТИРОБАС». Таксист приземлился, Катя заплатила ему десять серебряных монет, спрыгнула вниз и подошла к воротам.
— Вы к кому? — послышался голос со всех сторон сразу.
— К Виктору Мулину. Я его дочь.
— Вам налево до двери с надписью: «Комната для посещений».
— Спасибо.
Открылись ворота, и Катя прошла по мрачному коридору до той самой комнаты.
— Вы кто? — послышался другой голос. — Имя, Отчество, Фамилия и возраст, пожалуйста.
— Екатерина Викторовна Мулина. Семнадцать лет.
Дверь открылась. Внутри мрачной комнаты за столом уже сидел отец в серой тюремной кофте.
Виктор Мулин — грузный мужчина высокого роста с приплюснутым носом, волевым подбородком, тёмно-русыми волосами и зелёно-голубыми глазами, как у дочери. Увидев её, он бросился обнимать её и, поцеловав что есть мочи в щёку, проговорил:
— Дочка, уже год не виделись. Как изменилась-то — красавица! Садись, — он отодвинул от стола старое обтрёпанное креслице.
— Как ты тут? Я вот передачку принесла, — Катя дала ему огромный мешок со своей ещё тёплой выпечкой. — Я соскучилась…
— Ой, а я-то как соскучился, — добродушно проговорил он, пожимая плечами и заглядывая в мешок. — Боже! Забыл уже, что такое нормальная еда. Здешняя пища — истинная рвота быков с помётом крыс! Да… Я уже и забыл, как ты весело смеёшься, — Виктор грустно вздохнул.
— Что, неужели так плохо кормят?
— Ну, а я б разве жаловался, если бы кормили нормально?
— Пап, а ты сбежать не пробовал отсюда-ва? — спросила Катя.
— Ты тут потише об этом, прослушка вестись может. Ей богу, книжек что ли про шпионов начиталась или чего? Тут шаг влево, шаг вправо… Не легко короче… Даже сейчас, шаг я из этой комнаты сделаю, и меня сразу же схватят и накинут срока, что даже проводить тебя нельзя!
— Папа, скажи, сколько тебе ещё тут сидеть?
— Вообще мне полагалось лет десять, но благодаря адвокату мне скостили срок в два раза, как ты помнишь, а за хорошее поведение могут через полтора года выпустить. Но раз уж лично Александр II хочет со мной поговорить, значит, я очень скоро могу выйти на свободу!
А у тебя-то как дела? Твоя мама мне написала про Институт Магии.
— Да, но я не хочу там учиться, это ведь в Керилане, а они наши враги!
— Я понимаю тебя, дочка, но ты лучше повидайся с матерью и сёстрами, а когда меня выпустят, я сам слетаю к вам. А это и хорошо, что в Керилане. Научишься магии у врага — легче будет с ним сражаться. Узнаешь минусы Керилана! А то они всё глаголят: «У борсийцев — монархия, у нас — демократия». Узнаешь, чем они плохи, их минусы, недостатки. А как окончишь, дочка, сюда с тобой вернёмся. Жених-то есть у тебя или друг какой?
— Нет, пап, ты же знаешь… — вздохнула девушка.
— Ну вот, всё по-старому, да? жалко, ну ничего, там найдёшь!
— Кериланца?
— Вот влюбишься, и по барабану будет: кериланец это или вообще таракан. — Катя опять рассмеялась.
— Да, господи! На меня парни вообще не обращают внимания.
— Почему? Ты у меня красивая, характер у тебя нескверный, — затем, откусывая пирожок, добавил: — и готовишь чудесно.
— Может быть, да только вам мужчинам что-то другое нужно.
— И почему у меня сына нет?.. Совсем современных молодых парней мне не понять. Что им только надо?..
— Вот и я не знаю… Слушай, папа, скажи наконец, кого ты год назад забвению подверг?
— Какая разница, — махнул рукой Виктор. — Он сейчас далеко. Он мой друг был и сам попросил меня об этом. Мы думали, что ни король и никто об этом не узнает, да не учли кой-чего…
— А чего вы не учли?
— Да он до забвения некоторое время на власть работал…
— Гвардеец?
— Какая разница! — воскликну отец.
— А кто это? Дядя Филя? Степан Иваныч?
— Всё! Не скажу! Хватит! Знаю только, что он никогда у нас больше в стране не появится.
— А какой он был человек? Почему попросил стереть себе память?
— Человек он хороший был, даже сколько не за себя беспокоился, сколько за меня… Записок себе каких-то написал… Ладно, это уже другая история. А причину я тебе не скажу, он просил держать её в тайне. Слушай, уже двенадцать часов! Скоро король придёт.
— Ладно, я пошла. Завтра в церковь схожу, а через неделю ещё тебя,