- От него и правда надо держаться подальше, - рассмеялась я.
- Да, я шучу, конечно. На самом деле он женщин очень любит, в хорошем смысле. Когда мы в лагере отдыхали, была там одна девчонка, которая никому не нравилась, и на медляк на дискотеках ее тоже никто не приглашал. Полиной ее звали. И вот другие девчонки над ней из-за этого стали издеваться, мол, она не популярная, и вообще никому не нужна. Она расстраивалась, даже плакала. Стасу ее жалко стало, и он знаешь, что сделал? Взял и написал на асфальте перед окнами женского корпуса "Я люблю Полину". Вот девчонки тогда выкусили. И сразу ржать над ней перестали.
- Благородный жест, - согласилась я.
- Да вообще, Стасян у нас - настоящий рыцарь, - усмехнулся Влад. - Одевайся, шашлыки есть будем.
Я надела куртку и шапку и вышла на улицу. Рядом с мангалом стояла кучка ребят, и на шампурах жарилось сочное и аппетитное на вид мясо.
Стас поливал его водой из слегка приоткрытой бутылки, чтобы огонь сильно не разгорался. Влад стал крутить шампур, оценивая степень готовности мяса, но случайно задел тыльной стороной ладони трубу мангала. Быстро одернув руку, он прижался губами к месту ожога.
- Ну что ты, огурчик, тебе разве больно? - каким-то странным тонким голосом проговорил Стас, смотря на Влада и еле сдерживая улыбку.
Ревков поднял на него глаза и, улыбаясь в ответ, покачал головой:
- Иди на фиг, придурок.
- А что такое, огурчик? Что ты злишься? - заржал Стас, явно передразнивая кого-то с тонким голосом.
Олег Мещеряков, стоявший рядом и, вероятно, как и я, не понимающий, в чем дело, спросил:
- А че за прикол-то?
- Ой, ща че расскажу, - сквозь пробиравший его смех ответил Стас.
- Пасть заткни, олень, - сказал Влад, но получилась как-то беззлобно, потому что ему самому было смешно.
- Короче. Дело было в августе, - начал Стас. - Мы с Владосом пошли в клуб и подцепили там двух телочек. Вроде нормальными показались: постарше нас, симпатичные, сговорчивые. Ну, слово за слово, и они говорят: "Поехали к нам, посидим, поговорим", ну мы и рванули. Приезжаем, значит, к ним в квартиру, они нам чай наливают, ляси-тряси, а потом расходимся по комнатам. Я с брюнеткой, Владос с блондинкой. У меня с моей уже все на мази, прелюдия позади, я настроился. И вдруг слышу какой-то странный резкий звук, а затем приглушенный не то вопль, не то стон. Ну, на секс как-то не очень похоже. Я насторожился, прислушался. Странные звуки повторились: сначала хлест-хлест, а потом стон, знаете, как будто бегемот рожает. Не по себе как-то стало.
- Да сам ты бегемот, - перебил его смеющийся Влад.
- Ну, в общем, я оторвался от своей брюнетки. Выхожу в коридор и понимаю, что звук раздается из соседней спальни. Я, недолго думая, залетаю туда и вижу картину маслом: Владос лежит, привязанный к койке за руки и за ноги. Во рту какая-то хрень. Как уж она называлась?
- Кляп, - подсказал Влад.
- Да, во рту кляп. А над ним нависла его блондинка со здоровенной плеткой в руках.
Рассказ Стаса прервался бешеным взрывом хохота. Ребята ржали, согнувшись пополам.
- Так вот, - пытаясь не смеяться, продолжал, Стас. - В руках у нее, значит, здоровенная плетка. А у Владоса глаза на пол-лица, напуганные такие. Вижу, попал друган. Я к нему подлетаю, вынимаю этот кляп изо рта...
- Да, только прежде чем вынуть кляп, ты меня сфоткал, скотина, - заливался Влад.
- Ну, это само собой разумеется. Я когда Владосу рот открыл, он как начал на эту девку орать, мол, ты че, с дуба рухнула, какого хрена вообще творишь? А она такая, знаете, типа невинная, глазами хлопает, а потом выдает: "А тебе что, огурчик, разве больно?"
Мы угорали просто до слез. Стас так смешно рассказывал, что мое воображение живо нарисовало эту комичную картину.
- Нет, прикиньте, отхлестала парня плеткой, а потом: "Тебе разве больно, огурчик?". Я просто выпал, - выдавил Стас.
- А чем все кончилось? - поинтересовалась Алина Юкина, вытирая слезы от смеха.
- Да ничем. Никому из нас не обломилось в тот вечер. Отвязал я Владоса, и мы пулей от этих странных баб смылись.
- А фотки покажи, - попросил Олег Мещеряков.
- Нет, Олежка, это личное. Для семейного фотоальбома, - ответил Стас и потрепал Влада по волосам.
Влад отпихнул друга, и они начали шутливо бороться.
Когда на стол поставили готовый шашлык, я почувствовала, что у меня совершенно нет аппетита.
Я допивала уже который по счету стакан виски с колой, и больше мне не хотелось. Кажется, я достигла апогея и мое возвышенное состояние шло на спад. Я поморщилась и сделала глубокий вдох. Внезапно все вокруг поплыло.
Влад, сидящий рядом, большим пальцем приподнял мой подбородок и, внимательно всматриваясь в меня, спросил:
- Ты как? Поплохело?
Я неопределенно мотнула головой. Мне становилось все хуже и хуже. Поначалу я улавливала суть происходящего, но потом реальность начала куда-то проваливаться. Дальше были лишь отдельные вспышки сознания.
Влад зовет меня Златовлаской. Туалет. Сижу на корточках. Меня рвет. Влад собирает мои волосы на затылке. Слышу свое имя. Лицо Ады. Пытаюсь встать. Ноги заплетаются. Влад подхватывает меня и закидывает на плечо. Крыльцо. Снег. Такси. Яркий свет. Влад трясет мою сумочку, повторяя слово "ключи". Кровать. А дальше пустота.
Раньше думала, что много знаю о физической боли: я пережила операцию по исправлению носовой перегородки, падала с велосипеда, разбивала колени в кровь.
Но сегодняшнее утро доказало обратное. Так моя голова не раскалывалась никогда. Мне казалось, что я в шаге от того, чтобы сдохнуть. Любое движение, любой звук и даже любая мысль разрывали голову на части. Во рту было сухо, язык казался распухшим и шершавым.
Тошнотворное чувство не отпускало. Я ощущала себя, как полумертвая рыба, выброшенная на берег и больше всего на свете жаждущая воды. А вода была так близко, и в то же время так далеко. За ней нужно было пойти на кухню. А чтобы пойти на кухню, надо было встать. А встать означало подвергнуться ужасным пыткам. Я так и лежала, изнемогая от боли и жажды, уговаривая себя совершить подвиг и все-таки прорваться на кухню.
Я с ужасом подумала про маму и попыталась вспомнить, видела ли они меня вечером. Если да, то скандала мне не избежать. Тут я поняла, что спала в одежде. Значит, высока вероятность, что мама меня не запалила,
