игрушки или поломанные ветви ёлки. Мокрые от слёз глаза женщины, с горьким сожалением и разочарованием смотрели на мужа. Она жалела не уничтоженный праздник или разбитую новогоднюю утварь. Эта женщина жалела его, Панкрата. Мужчину, которому когда-то с готовностью отдала себя, которого преданно любила, с которым пожелала остаться на всю жизнь... А сегодня, сейчас, здесь она глядит на него и боится. Боится его взгляд, звука его голоса и его ударов... Окончательно потерявший рассудок Панкрат, выкрикивая мерзости, повалил ёлку на пол и принялся истерично топтать ногами её ветви. Женщина попыталась тихонько выйти из комнаты, но тут Панкрат обернулся. – А ты куда это собралась, ш**ха?! Кто всё это будет убирать?! Думаешь я?! Это я, потратил все мои деньги на это бесполезное дерьмо?! Я?! Он ринулся к ней. Женщина сжалась у стены, прикрываясь дрожащими руками. – Иди-ка сюда! – рявкнул он, хватая жену за волосы. – Панкрат... пожалуйста!.. – задыхаясь от слёз и морщась от боли, выкрикнула женщина. Муж толкнул её вперёд, на засыпанный осколками ковёр. – Собирай! – громыхнул он. – Собирай, стерва! Будешь знать, как транжирить мои бабки!.. С**а! Женщина лежа на полу заливалась слезами и молила его перестать. В её ладонях, пальцах и локтях были десятки впившихся под кожу мелких осколков. И кровь алыми кривыми полосками стекала по её рукам. – П-панкрат!.. Я... я всё уб-беру... перестань... пожалуйста... умоляю тебя...-дрожа и задыхаясь в рыданиях молила женщина. Но ему было мало. – С**а! – рычал он. – Сейчас я тебе напомню, где твое место! Он рывком, с четвёртого раза, вынул из брюк ремень и угрожающе звякнул тяжелой пряжкой. Он замахнулся ремнем, как плетью. Женщина на полу истерично, в ужасе закричала, закрываясь руками. Я, поддавшись эмоциям и праведному гневу, рванулась вперёд. Я оказалась за спиной Панкрата и попыталась схватить его за руку. Я не знала, что собиралась делать, мне просто хотелось его остановить, и неважно как. Я просто желала во чтобы то ни стало прекратить тот немыслимый ужас, который он вытворял... Но мои пальцы схватили только пустой воздух. А видение воспоминания, точно дешевая акварель, расплылось воздухе, стремительно выцвело и исчезло. Я снова стояла в окружении лениво вьющегося вокруг меня желто-бурого дыма. Только теперь я стояла среди руин соседнего дома, которому осталось во время взрыва. У моих ног лежали обломки стен, детские игрушки, обрывки журналов, разбитый плазменный телевизор, обломки мебели и... чье-то тело. Оно было мало похожим на человеческое. Сгнившее, высохшее, давно превратившееся в омерзительную мумию, оно мало походило человека. И, тем не менее, не смотря на клочья расползающегося дыма, я смогла разглядеть на трупе обрывки истлевшей бордовой кофты и некогда красивого светло платья. А также увидеть плотно и туго опутывающие сморщенное тело провода гирлянд. Старых, ещё советских, гирлянд. Ещё обычных, не неоновых... Меня захлестнул ужас, я ринулась назад, резко развернулась и замерев на месте, истерично разрыдалась. Я сходила с ума... стоя в жарком зловонном дыму, я рыдала и не могла остановиться. Слёзы затмевали взор, стекали по лицу. Солёный вкус слёз чувствовался во рту. Неконтролируемое чувство ужаса и жалости душило и рвало меня на части. За что?! За что?! Зачем?! Зачем он это сделал?!! Зачем?!! Зачем он это сделал... Как... Как он мог?! – Как ты... как ты осмелился! – сотрясаясь от слёз, прошептала я. – Как ты, подонок, посмел это совершить!.. Он не остановился в тот вечер. Панкрату, кто бы он не был, оказалось мало избить свою жену, женщину, которая родила ему двух сыновей. Ему мало было унизить её и разрушить добрый семейный праздник, который она с таким усердием создавала. Ему в тот вечер оказалось мало её слёз, боли и унижения. – Ника!.. – из дыма выбежал Стас и бросился ко мне. – Чёрт возьми! Что здесь делаешь?! Почему ты ушла?.. – Стас... – Ника, какого чёрта ты творишь?! – Стас был зол и напуган одновременно. – Здесь же можно погибнуть в любой момент! – Стас... – Здание, мать его, ещё продолжает рушится! Ты же видела, что происходит! – Стас!.. – я вскрикнула и он замолчал. Корнилов, с перемазанным сажей лицом, растерянно и пытливо взирал на меня. Я молча посторонилась и указала на труп женщины. Корнилов увидел, коротко сглотнул и прокомментировал: – Она погибла не от пожара. Я кивнула. – Её убили... очень давно. Лет тридцать с лишним назад, если я правильно поняла... Я пыталась вспомнить, какой год готовились встречать в той квартире. – Ника ты так говоришь, как будто тебе что-то известно об этой женщине... ты её знала? – Стас приблизился к телу и, кривясь от дыма, внимательно её осмотрел. Я вздохнула. – Стас, она их мать... Корнилов недоуменно оглянулся на меня. – Кого их? Я выразительно посмотрела на него. – Стас... – Что?.. – Гирлянды, – тихо и печально проговорила я. Лицо Корнилова изменилось. Он быстро оглянулся на тел, а затем достал рацию и тяжело проговорил в микрофон: – Подполковник Корнилов... Оцепить весь район. Чем скорее, тем лучше. Никого не выпускать. Никого, слышите?! Если надо, перекройте на хрен даже Кутузовский проспект! СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ Понедельник, 23 марта. Предрассветное утро. Теперь он всё время оглядывался на Нику. Всё время следил, чтобы Лазовская вновь не скрылась в туче непроглядного дыма. Он слегка подбросил висящую на его руках девушку без чувств, поморщился от тянущей боли слева, на спине, и продолжил упорно двигаться вперёд. Он передал приказ по рации и повторил его, но не был уверен, что его выполнят. Перекрыть целый район дело совсем не двух минут. А если Ника права и кто-то из ‘масок’ сейчас здесь, это будет невероятная удача – поймать одного из них. Судя по рассказу Ники, воспоминание которое она ‘словила’ рассказало о семье, в которой росли будущие убийцы. Конечно, это лишь предположение. И оно сделано по увиденному ею воспоминанию и трупу женщины, обмотанному гирлянды. Но что если... Эта мысль вызывала волнительную нервную щекотку между
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)
