струйка крови, похожая на тонкую темную ленту, она обвила подбородок и шею парня, стекая за ворот расстегнутой куртки. – Нет! – зачем-то выкрикнула я и бросилась вперёд. Я упала на колени возле Никиты Ожеровского парня, осторожно и бережно взяла голову парня в свои руки. – Стас нужно вызвать скорую! Пожалуйста! Быстрее!.. Я почувствовала слёзы на глазах. Да, я опять плакала, глядя на умирающего возле меня юношу. Стас остановился рядом, с мрачным сожалением и досадой глядя на умирающего парня. – Ника... – тихо проговорил он. – Ему не помочь... – Откуда ты знаешь?! – вскричала я, слыша в своем резком голосе истерическую панику. – Ты же не врач! – Посмотри на его живот, – кивнул Стас. Я только сейчас увидела, как кошмарная рана зияет и кровавым багрянцем темнеет на животе Никиты. – Я вызову медиков, – Корнилов достал телефон, – но они ничего не успеют, Ника... Я не верила его словам, не хотела верить. Фигура Стаса и всё вокруг расплывалось от моих слёз. Голова Никиты шевельнулась под моими ладонями. Я опустила на него взор и увидела, как окровавленные губы умирающего парня, что-то шепчут мне. Беззвучно, не слышно, из последних сил. Но я смогла разобрать слова, которые силился произнести перед смертью Никита Ожеровский: ‘Это моя вина’. – Нет! – я отчаянно замотала головой. – Нет... – Ника, – мягко произнес Стас и коснулся моего плеча. – Оставь его... – Нет! – повторила я и произнесла, в глаза Никиты, – Я знаю, что ты сделал, но... не ты виновен в смерти брата и родителей. Я видела его воспоминания. Самые страшные, самые мучительные, те самые, что причиняют ему наибольшее страдание. И они были не связаны ни Масками, ни даже с семьёй Никиты. Самым страшным, самым жутким воспоминанием, терзавшим его все это время было убийство Ирины Токмаковой. Убийство матери маленького Клима, именно это тяжелейшее преступление больше всего пугало и угнетало истекавшего кровью, в снегу, юношу. Я, не переставая бессильно и тихо плакать, зачем-то провела ладонью по лбу умирающего Никиты, и в тот же миг я оказалась в других его воспоминаниях. В тех, что предшествовали его побегу лес. В этих кратких и стремительных эпизодах я увидела, как Никита, торопливо шагает обратно к дачному дому. Он ещё не знает, что за кошмар там происходит, не знает, что сейчас, в эти мгновения двое подонков в масках мучают его семью и пытают его старшего брата на глазах у рыдающей матери. Я была рядом, Никита прошел буквально в метре от меня. В этом воспоминании мое присутствии было куда заметнее и реалистичнее, чем в предыдущем. Я оглянулась на дом Ожеровских, снова посмотрела на ничего не подозревающего Никиту. Мои кулаки сжались, с нервирующей досадой глядела на него, как он приближается к дому, где ему через несколько минут убийца в зелёной неоновой маске нанесет ему смертельное ранение, от которого он умрет в холоде и одиночестве, на дне заснеженного оврага. Если бы я могла хоть что-то сделать... Как – то помешать... Я шагнула вперёд и неожиданно для себя, услышала странный, совершенно невероятный звук!.. Скрип... хрустящий скрип снега... Замерев на месте, не веря своим глазами, я опустила взгляд себе под ноги и осторожно убрала правую ногу в сторону. Несколько мгновений я в полнейшем шоке, завороженно глядела на перечерченный линиями протектора след от моего ботинка. След... След от моей обуви! Справившись с шоком, я сообразила, что... я не бестелесна в этом воспоминании Никиты! Он не видит и не слышит меня, но я... я частично материальна здесь... Выходит... Я рывком повернула голову в сторону дома Ожеровских, перевела взгляд на спину бредущего к нему Никиты, и бросилась к забору дома Ожеровских. Я не знала, что получится из того, что я задумала, но я должна была попытаться! Оказавшись у забора дома Ожеровских, я подобрала первый попавшийся мне под руки камень и швырнула его в окно дома. Камень с гулким ударом врезался в окно. Стеклопакет выдержал попадание, хоть и покрылся кривыми белесыми линиями трещин. Никита остановился на пороге и ошарашено уставился на покрытое кривыми трещинами окно. Лицо парня исказило настороженное недоумение. В этот миг в окне мелькнул громадный силуэт и тусклый свет зеленого неона. Кажется Никита что-то заподозрил, потому, что он не спешил подходить к дому. И тут входная дверь его дома распахнулась, и на парня, размахивая ножом, бросился Зелёный убийца. – Беги!!! – заорала я истошно. – Беги!!! И он побежал. Парень, что было сил рванул в сторону леса. Убийца стремился за ним... но бежал он не долго. В отличии от стеклопакета, его голова хуже перенесла попадания камня по черепу. Толстяк пошатнулся, но не упал, на что я надеялась. Я подобрала второй камень, но Зелёный остановился и внимательно посмотрел в мою сторону. На несколько мгновений мне показалось, что он меня видит. Я застыла, охваченная накатившим ужасом. Никита был уже далеко, его фигура в темной куртке стремительно мчалась в сторону леса, который парень отлично знал – они с братом не раз лазали там во время летних каникул. Убийца приблизился ко мне. Я истерично швырнула камень в его сторону и рванула прочь, но обернувшись на бегу, увидела, что Зелёный и не думает меня преследовать. Вместо этого, он рассматривает, брошенный мною и упавший рядом с ним в снег камень. Я видела, что он недоумении и представила себе, как всё это выглядело его глазами: зависший в воздухе камень, внезапно полетел в его сторону и упал у самых ног (чуть – чуть я не попала, аж обидно!). Опомнившись, Зелёный, торопливо бросился в сторону дома Ожеровских, из распахнутых дверей которого звучали громкие биты рэпа, заглушающие крики жертв. Я попятилась назад и в этот миг воспоминание исчезло. Первое, что я увидела – это был Стас. Корнилов стоял с отстраненным шокированным видом, держа в правкой руке мобильник. Из телефона доносился чей-то взволнованный голос: – Уточните состояние раненого! Какова глубина ранения и степень повреждения! Товарищ подполковник, вы слышите меня?! Но Стас,
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)
