Вацлава Токмакова. Гена пугливо оглянула на Леонида. – А он сейчсас в коме... Кого нам бояться? – пожал плечами Полунин. – Беда в том, – продолжи Лёва, – что в письмах Вацлаву, Гена подписывался именами и фамилиями внебрачных детей Токмакова. И... Он переглянулся с Геной, словно взглядом спрашивая у него разрешения. – ...Двое из людей, именами которых я подписывался... Они мертвы. – Они убиты с невероятной жестокостью и садизмом, если верить расползающимся в новостях сведениям, – добавил Лёва. – Поэтому, нам нужно валить. – Господи, Гена!.. – всхлипнув воскликнула Анжелика. – Зачем?! – Зачем?! – обернулся к ней Гена. – Затем, что я не хочу жить в нищете! Не хочу побираться и каждый день выживать, не зная хватит нам денег нормально пожрать завтра или нет! Тебя это может и устраивает! А я так жить никогда не хотел, не хочу и не буду! Анжелика не узнавала его. Сейчас это был не её брат... Не её младший братик, которого растила, которого воспитывала и обучала. Не её любимый братишка, который плакал, что никто из детей во дворе не хочет с ним, калекой, играть. Это не её Генка, с которым она играла в трансформеры и приставку, подаренную ещё живыми родителями брату на день рождения. Это был не он... А какой-то озлобленный, свирепый и гадкий мальчишка, ненавидящий Анжелику. Не говоря ни слова девушка отвернулась к окну, ощущая, как горячие жгучие слезы хлынули из глаз. – Собирайтесь! – скомандовал Леонид. – Живо. Мы уезжаем... Лёва помог Гене уехать из комнаты и закрыл за собой дверь. Анжелика с Леонидом остались одни. – Не злись на него, – Полунин как будто просил и даже извинялся за порывистость и злость Гены. – Он ещё... мальчишка, сопляк неразумный... Анжелика, глотая слёзы, молча кивала. – Да... я знаю... Руки Леонида легли на её плечи. Он явно не знал, что ещё сказать и чем утешить Анжелику. Но девушке хватало просто его утешающих прикосновений. Любые слова сейчас были бы лишними. Когда они уже готовы были выйти, их остановил вбежавший с улицы Пантелееч. Старик был перепуган и торопливо затараторил: – Лёнька, там машина... И два каких-то бугая по деревне идут! Анжелика прижала руки в губам. Лева и Гена тихо выругались, а Леонид пожал плечами. – И что? Чё тебя это так напугало? Пантелееч пожал плечами. – Ленька, они в жутких масках светящихся и это... с топорами оба... Корф почувствовала, что ей как будто подсекли колени – она пошатнулась и едва не упала, опершись ладонью о стену. Голова резко закружилась, девушка затошнило. Она видела, как в раз побледнел Гена и заметно напрягся Лёва. А Полунин, грязно ругаясь, поспешно достал пистолет. Когда он нашел оружие, то быстро передёрнул затвор, а в следующий миг, все услышали протяжный скрипучий звук, открывающейся внизу входной двери дома. Корф ощутила холодное и зловещее дыхание морозной ночи, ворвавшееся в дом и услышала тяжелую поступь неторопливых шагов. СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ 25 марта, Среда. Ночь. События происходящие через двенадцать часов, после отъезда Стаса и Ники, с места убийства Ожеровских. Её маленькая тёплая ладошка то и дело подрагивала в правой руке Стаса. Каждый раз, когда спящая Лазовская беспокойно вздрагивала во сне, Корнилов наклонялся к ней из кресла и ласково, успокаивающе проводил рукой по мягким жемчужным локонам. Прошло уже часа четыре, как Ника уснула в гостиной его квартиры – она наотрез отказалась ложиться в комнате Алины, которую предложил ей Стас. Ему вообще пришлось приложить не мало усилий и потратить полтора часа на уговоры, чтобы Ника, наконец, согласилась остаться у него. Девушка чувствовал себя неловко, стеснялась и как будто боялась даже шаг ступить без спроса. Стас знал в чем дело: его постоянную спутницу во всех труднейших расследованиях мучила совесть. В глазах Ники это она виновна в том, что Стас теперь не может увидеться со своей семьёй и даже не знает, где они сейчас находятся. Лазовская забрала себе, в свою прекрасную белокурую головку, что если бы она не обратилась к Брониславу, то всё сложилось бы по-другому. Да, наверное. Если бы Ника не обратилась к Коршунову, есть высокая вероятность, что озверевший Гудзевич смог бы их отыскать. А ресурсам СКР Стас доверял: как ни крути, это одна из самых могущественных структур в стране и даже в мире. Полномочия у них заметно побольше, в сравнении с Управлением Уголовного розыска. Он пытался убедить Нику и объяснить, что она поступила как нельзя правильно. Может ему лично это и не нравиться, но зато Рита с Алиной в безопасности. Ника тихо застонала во сне, её пальцы шевельнулись в руке Стаса. Девушка вздрогнула, резко поджала ноги, сжалась, свернулась калачиком и прикусила губу. Корнилов снова, погладил девушку по волосам. Помогло, хоть и ненадолго. Стас терзался осознанием того, что никак и ничем не может помочь Нике с её видениями и снами, которые часто, как сейчас, объединяются и утягивают Лазовскую в недра своих кошмаров. За четыре часа сна она просыпалась уже три раза, в поту и со слезами страха на глазах. И это ещё хорошо... Стас знал, что нередко Лазовская могла не спать сутки-двое из-за непреодолимого страха снова окунуться в безграничный ужас воспоминаний убийц и их жертв. И ей некуда от этого бежать, негде скрыться, не у кого просить защиты. В кармане джинсов у Стаса завибрировал мобильник, Корнилов осторожно достал его. На дисплее смартфона значился контакт генерала Савельева. Стас вздохнул. На этот вызов нужно ответить. Через силу, он заставил себя отпустит тонкую руку Ники. Корнилов взял лежавшего на столе, неподалеку, плюшевую белую сову и осторожно подложил Нике. Лазовска что-то прохныкала во сне, сильнее подогнула колени и прижала игрушку к груди. Стас умиленно улыбнулся и бесшумно, осторожно вышел из комнаты. – Слушаю вас, товарищ генерал, – произнес Стас, оказавшись на кухне и приняв вызов. – Стас, помнишь ты хотел, всё-таки попробовать устроить совместный допрос Карташева и Картамазова? Кажется, ты называешь это дилемма заключенны... – судя едкому и недовольному голосу генерала Савельева, вопрос был с подвохом. – Да, – настороженно
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)
