закоренелых уголовников не слышал! – Не удивительно, – качнул головой Стас, – а что с Марком Карташевым? Его доставили, как я приказывал? – Так точно, товарищ подполковник. Он в соседней комнате для допроса... Дежурный сержант замялся и добавил. – Он всё время хнычет и спрашивает, когда придёт его мама. Стас оглянулся на Нику. Синеглазая поняла его без слов. – Возможно, я смогу его успокоить, – проговорила она. Сержант бросил вопросительный взгляд на Стаса, и тот согласно кивнул. – Только будьте начеку, – предупредил он, – за безопасности девушки головой отвечаешь. – Есть, – правая рука сержанта метнулась к форменному головному убору. Корнилов проводил взглядом удаляющуюся спину Ники и вошел в допросную к Панкрату. – Какого *** твориться ***ть?! – воскликнул Панкрат, едва Стас вошел к нему. – Закрой пасть, – беззлобно бросил Стас. – Нет, ты ответь, начальник! – развел руками Рындин. – Чё это за ***ный беспредел?! Чё за ***ня такая?! Какого меня выдирают из койки среди ночи и тащат на допрос? Я подозреваемый или ваш личный раб?! – Это уж как тебе больше нравиться. – Не понял!.. – вызывающе воскликнул Панкрат. – Я объясню, – холодно бросил Стас. – Но, для начала, расскажи мне, как и зачем ты откопал и перезахоронил тело своей жены? Зачем ты приволок его в вашу старую квартиру? В ответ на вопрос Стаса, Панкрат нехорошо улыбнулся, обнажив грязные, желтоватые зубы, с налипшими на десна остатки пищи. – Ишь ты... Любопытный какой. А что мне будет, за то, что я расскажу? – С сыном увидишься. И не факт, что не в последний раз. От этих слова Панкрат, до этого сидевший на стуле в хамской развалистой позе, немедленно выпрямился, подобрался и сложил руки на стол. – Ты чё такое базаришь, начальник?! С каким сыном? – С Марком, – безразличным тоном ответил Стас. Панкрат нервно сглотнул. Его морщинистый кадык, покрытый жесткой седой щетиной нервно дёрнулся. – Марк... у вас?! Кажется эта мысль серьёзно страшила старика. – Да. – Нет... – он, явно не желая верить словам Стаса, замотал головой, – нет, ***дишь ты всё!.. Не могли вы его взять... Корнилов молча положил на стол нож Марка. Панкрат замолчал и весь как-то сник. – Теперь рассказывай, – велел Стас. – Зачем ты выкопал тело Антонины и спрятал в вашей бывшей квартире? Панкрат несколько мгновений смотрел на громадный нож, лежавший между ним и Стасом. Корнилов не прерывал тишину, не мешал старику собираться с мыслями. – А чего тут рассказывать-то? – проворчал он. – Я как вышел, бухать начал не просыхая... Ты не думай, я себя не жалел – знал, что виноват. Антонина, с**а, меня довела, но... виноват всё равно я. – Дальше, – прохладным и невозмутимым голосом приказал Стас. – Я нашел кладбище, на котором Антонину похоронили, выпил с тамошними сторожами, они мне показали её могилу, ну а ночью, потом... Я пробрался к ним, откопал её и в мешок... Квартира наша пустая стояла – сыновей моих того, в приют отдали. Я вынул тело Антонины, достал заранее припасенный инструменты и стройматериалы, ну и... это... в стену её заделал, прямо в мешке, чтобы запаха не было... – Зачем ты это сделал? – повторил Стас. – Затем, что это её квартира, её дом, она должна остаться в нём... Мне так хотелось. Панкрат нервно сглотнул, его угловатый кадык снова дёрнулся. – Мне казалось, что так мне будет лучше, спокойнее... но, я ошибался. Стало хуже. Намного!.. Я стал видеть её! Слышать её голос по ночам! Она стала являться ко мне во снах!.. Понимаешь, начальник?! Понимаешь?! Стас понимал. Он насмотрелся на многое и знал, что даже у таких отъявленных мерзавцев, как Панкрат, где-то там, в окрестностях сознания, должны стыть остатки совести. Сегодня, именно на них, он и собирался сыграть, чтобы выведать у Панкрата не связывался ли с ним кто-то, кто мог управлять его сыновьями через него. – А что с твоими сыновьями было, когда они выросли, ты знаешь? Ты навещал их? – А как я их навещу?! – Панкрат поднял на Стаса взгляд. Корнилов не особенно удивился увидев в красных от бесперебойного пьянства, глазах старика злость, боль и нечто похожее на слабое раскаяние. Да, как бы дико это не звучало, но убийцы часто раскаиваются в содеянном. Жестокий парадокс состоит в том, что это не мешает им убивать снова. – Мне запретили к ним приближаться, когда они малые были. А когда выросли... они нашли меня сами, но только, когда уже были совсем взрослыми мужиками. Им сейчас всем хорошо за тридцатник. Он криво ухмыльнулся. – Я увидел своих детей лишь спустя почти тридцать лет, с той поры, как меня повязали и упекли. – Зачем они искали тебя? – спросил Стас. Панкрат ухмыльнулся, затем довольно ощерился и ответил: – Потому что им было страшно. Я был нужен им. Даже спустя столько лет. Они уважают меня, несмотря ни на что! Стас не совсем понял, о чем он говорит, но дальнейший разговор частично пролил свет на все недомолвки Рындина. ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ Среда, 25 марта. Ночь. Он смолк и перестал плакать, когда я тихо вошла и встала позади полицейского, который с ним разговаривал. Марк, с покрасневшим от слёз лицом, взглянул на меня с вопрошающей надеждой в заплаканных глазах. Видеть плачущим и напуганным этого здоровяка, который с ожесточением пытал и убивал своих жертв, было чем-то несуразным и категорически неуместным. Взгляд растерянного и перепуганного ребенка, совершенно не сочетался с обликом опасного убийцы. Это зрелище вызывало дикий разительный диссонанс: это было чем-то антиприродным, невероятным, чем-то, чего не должно и не могло существовать. Чудовище и монстр, с взглядом и разумом четырёхлетнего мальчика. – Где моя мама?! – Марк неуклюже метался вдоль стены и шарахался от стоящего перед ним довольного рослого, вооруженного дубинкой полицейского. – Я хочу к маме! К маме! Где моя мама?! Где мой папа? Пожалуйста, отпустите меня! Я ничего не сделал!.. –
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)
