спасения. Вместо неизбежной перспективы погибнуть от пуль спецназа или быть осужденными на вечное заключение в самых страшных тюрьмах страны, подполковник Корнилов предложил им иной вариант. Иную, вполне вероятную возможность, гораздо более мягкого приговора, чем они все заслуживают. Прохор был зол на Корнилова, что тот посмел с ним торговаться, но вместе с тем, он не мог не понять, что подполковник, на деле, пытается спасти не только заложников, но и их самих. Может ли быть такое, что подполковник Корнилов действительно испытывает к ним какую-то необъяснимую жалость и снисхождение? К ним, к Прохору и его компании, после всего, что они сделали... Ведь если они доживут до суда и во время судебного процесса будет учтен тот факт, что они выпустили часть заложников... это вне всякого сомнения поможет им избежать высшей меры наказания! Корнилов не может этого не понимать, и за такую возможность Прохор был ему благодарен. Зол, но... благодарен, чёрт возьми! Мечников уже давно, с внезапной очевидностью, начал осознавать один неоспоримый и страшный факт: всё, что они совершили, в одно мгновение потеряло бы смысл, если бы Корнилов не согласился вначале на их условия! Стоило только Стасу послать их, и всё, что они могли бы сделать в ответ – это начать убивать заложников. Но тогда из мстителей и борцов за попранную справедливость для Тани... они превратились в обычных террористов и убийц. Героями были бы бойцы спецназа, от пуль которых, они все здесь и полегли бы. И никто бы не осуждал спецназ ЦСН или полицию за жесткие меры. Напротив, все бы дружно согласились, что террористы получили по заслугам. Для всей страны они остались бы подонками и последними мразями, которых стоит стыдиться и поскорее вычеркнуть из общей истории государства. Прохор уже успел представить, что подумают и ощутят его родители, когда всё узнают... Они-то ведь уверены, что Прохор, с друзьями отдыхают на дачи Меллина, отец которого вечно летает по командировкам и интересуется жизнью сына лишь иногда. Так, что за предложение Станислава Корнилова стоило ухватиться – это была пресловутая ‘соломинка’ спасения для всех: для них, и для родных Вацлава Токмакова... Только самого Вацлава Прохор не готов был отдать. Разве что Корнилов даст ему слово, что коррумпированный прокурор понесет наказание. Конечно, на это глупо надеяться на слово, но... Корнилову, если он даст обещание, Мечников готов был поверить. Единственным, кого похоже не пугала перспектива быть убитым или осужденным пожизненное, оказался Даниил Меллин. Он был единственным среди них, на кого, пожалуй, не снизошло неприятное, удручающее, но неотвратимое отрезвление. Единственным, кто не смог понять, что всё, чего они добились своими действиями – это загнали себя в непроходимый тупик. Они лишь разрушили свои жизни, сломали ещё несколько и отняли уже три... А может и четыре человеческих жизни, если Меллин убил не только того спецназовца во дворе, но и сына Токмаковых, которого Ирина успела вытолкнуть в окно. Прохор, Вячеслав и Михаил с Никитой давно уже поняли, что здесь они не смогут отстоять никакую гребаную справедливость. Они лишь причинили неизлечимую боль и кошмарные страдания другим людям, выплёскивая на них разом, все накопившиеся за недолгую жизнь обиды, чёрную зависть и злость. Прохор был уверен, что он и его друзья здесь, в этом доме, мстят за его Таню и... за всех остальных... Но по итогу выходит, они мстили лишь за себя. За свои неудачи, за свою жизнь, которой не довольны. За то, что они не могут себе позволить всё то, что есть у Токмаковых, за то, что у них нет таких денег и таких возможностей, за то, что у Токмаковых жизнь лучше, чем у них. Неужели на это преступление их толкнула банальная человеческая зависть, переросшая в ненависть? А случай с Таней, послужил лишь катализатором и поводом? Неужели... Осознав, что это неприятная, но всё же истина, Прохор почувствовал пугающую пустоту внутри и совершенное смятение. Но Меллин ничего подобного не чувствовал и не осознавал. – Да ты рехнулся! – рычал он злобно на Прохора. – Нашёл, ***ть, кому верить! Следаку из УГРО! – Он предлагает, обоюдно, выгодные всем условия! – повысил голос Прохор. Меллин злил его своим упрямством и пугал рьяной неуступчивостью. – Чем нам это выгодное, мать твою?! – пришел в бешенство Даниил. – Отдавать заложников, за то, чтобы ты больше узнал про... про неё?! Ты серьёзно готов про***ть все наши усилия и старания, ради пустых обещаний очередного продажного следака? – Корнилов, никогда не был замешан ни в чем подобном, – напомнил Меллину Прохор. – Ты, ***ть, так говоришь, как будто лично его знаешь! – зло выкрикнул Даниил. – Его знают многие другие... – начал, в ответ, Прохор. – Да какая, на хрен, разница! – вскричал Меллин. – Важно, что они все заодно, вся эта ментовская шушара, и ФСБ это еб**ое, и прокуроры, и судьи! Это одна большая, слипшаяся из продажных и алчных служителей закона, протухшая насквозь туша не дееспособного государственного аппарата! Понимаете, вы или нет?! Меллин по очереди посмотрел на Прохора, Вячеслава и братьев Ожеровских. Он не видел их лиц под масками, но общее тягостное давящее молчание было куда красноречивее любых взглядов и возражений. – Да нет... – тихо выдохнул Меллин ошарашенно и как будто испуганно. – Вы что... Вы... Казалось, ему не хватало ни слов, ни воздуха. Он как будто только сейчас заметил и понял, что остался в меньшинстве. И это словно лишило его сил. Прохор видел, как опустились плечи Дани и услышал, как он сдавленно вздохнул. – Вы серьёзно?! – словно не веря, громко прошептал он из-под маски. – Серьёзно решили сдаться?! Прохор пожал плечами. – Пока что мы не сдаемся, мы лишь договорились о плате за информацию, от Корнилова. – А откуда ты будешь знать, что он тебе не лжет, намереваясь таким не хитрым способом просто вывести отсюда побольше заложников? – с вкрадчивой едкостью спросил Меллин. Прохор почувствовал, как вопрос Дани заставил его нервно проглотить холодный воздух. Не спуская взгляда с маски Дани, он увидел, что Ожеровские и Маслов повернули свои темные лики к нему, вопросительно уставившись на своего лидера. – Ниоткуда,
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)
