– Нет, я не исчезну. Обещаю.
Монтан не мог отвести взор от глаз от девушки, стоящей перед ним, он сам не знал почему, но хотелось остаться с Лаодикой навсегда – прежде Монтан не ощущал ничего подобного. Городской шум почти не долетал в этот сад, где царили тишина и покой, и молодому целителю начало казаться, что путь окончен, что всю жизнь он стремился именно сюда.
Он всё же нашёл в себе силы покинуть Лаодику и, выйдя на улицу, вновь погрузился в гам и суету большого города. Но за своими вещами Монтан не пошёл, теперь его заботило кое-что другое: Халкей – второй человек, ради которого он вернулся. Монтан ощущал в душе неприятный зуд: хотелось получить ответы на мучавшие вопросы, уладить разногласия и удовлетворить чувство несправедливости, сжигавшее изнутри. Халкей должен объяснить, почему так поступил, должен извиниться за свои слова.
Особняк главы гильдии врачей, хоть и не был столь роскошен, как дворцы знатных семейств, но тоже выглядел богато. Двухэтажный дом, расположенный в одном из респектабельных районов города, притаился среди усаженного деревьями сада за высоким забором и кованными, узорчатыми воротами, которые отгораживали уютный зелёный уголок от городской сутолоки. На входе Монтана встретил раб-привратник, он велел юноше ждать и ушёл сообщить хозяину о визитёре.
Монан долго простоял возле ворот и уже хотел войти, не дожидаясь приглашения, но тут подоспели три стражника с копьями и щитами в сопровождении привратника, который что-то объяснял им, указывая на юношу пальцем. Монтан понял, что в саду есть ещё один вход, и Халкей, вместо того, чтобы принять недруга, тайно позвал солдат.
– Вот и попался! – грубо произнёс один из воинов. – Его весь город разыскивает, а он сам явился! Да ни к кому-нибудь, а к нашему уважаемому Халекею! И что же ты собирался сделать?
– Я должен поговорить с ним, – ответил спокойно Монтан, не обращая внимания на грозный тон солдата.
– Интересно, о чём?
– Это наши дела, тебя не касаются.
– Ах, вот как? Что ж, возможно, господин лекарь и навестит тебя в тюрьме пред судом. Хотя вряд ли…
– Я не пойду в тюрьму, мне нужно поговорить с Халкеем. Я не причиню ему вреда. Уверен, мы договоримся, и он больше не будет настаивать на моём аресте.
– Давай, давай, поболтай у меня тут! – стражник наставил на юношу копьё. – Что значит, не пойдёшь?
Остриё наконечника угрожающе заблестело пред носом молодого целителя, ставя твёрдую точку в разговоре.
Монтан смотрел в глаза этого человека и не находил понимания: стражник был слишком агрессивен и туп, слова не доходили до него. Но Монтан подчиняться не собирался. Чувство досады и обиды вновь захлестнули его с головой, злость на солдат, на Халкея, на весь город разгорелась пламенем преисподней в душе молодого человека. Почему они так обращаются с ним? Что плохого он сделал этим людям?
– Отойди, – процедил сквозь зубы Монтан. – Предупреждаю: лучше этого не делать.
– А не то что?
Злоба душила, но не смтря на душевный раздрай, Монтан всё же смог сосредоточиться: для разрушения требовалось гораздо меньше концентрации. И тогда все три стражника схватились за головы. Почувствовав страшную боль, они выронили оружие и один за другим попадали на вымощенную камнем улицу. Монтан не хотел убивать их быстро – он стоял и наблюдал, как люди корчатся в муках. Наконец они затихли, из глаз, носа и ушей стражников текли струйки крови.
Раб привратник стоял неподалёку и в ужасе созерцал происходящее, боясь пошевелиться.
– Беги, – лишь вымолвил Монтан, глядя ему в глаза, и того, словно ветром сдуло.
Ворота оказались заперты, но от небольших мысленных усилий засов развалился на части, юноша вошёл в сад и быстро зашагал к дому Халкея. Несколько слуг испуганно смотрели на незваного гостя и боязливо перешёптывались, кто-то даже попытался его окрикнуть.
Войдя в дом, Монтан миновал длинный коридор и оказался в просторном зале. Время было полуденное, и глава гильдии трапезничал вместе с домочадцами и двумя гостями в сиреневых мантиях. Хозяева мирно беседовали, а рабы прислуживали за столом, принося и относя блюда. Когда Монтан предстал перед ними, все, как один, умолкли и уставились на странного посетителя, не понимая, что происходит. Халкей же, увидев недруга, поднялся со стула:
– А тебя кто пустил? Вон отсюда! Увести его!
Но слуги не решались подойти: Монтан бросил на них такой взгляд, что даже самых смелых проняла дрожь.
– Я лишь хотел с тобой поговорить. Сядь на место! – приказал он.
– Да уведите же этого сопляка! – не унимался Халкей, лицо его покраснело от злости, старый врач даже не собирался вступать в диалог, и тогда Монтан отчаялся.
– Посмотри на меня, Халкей Меланийский! – голос его изменился: пропала прежняя отстранённость, и теперь слова гремели сталью на всю трапезную. – Почему ты не можешь просто выслушать? Неужели ты настолько туп, что не понимаешь обычных человеческих слов? Неужели ты так вознёсся в собственной гордыне, что не можешь снизойти до разговора с себе подобным? Какие же вы, люди, жадные, заносчивые и глупые! Только и делаете, что гнобите друг друга, унижаете, обворовываете и убиваете. Вы погрязли в своём дерьме! Мне тошно от вас!
Все присутствующие застыли, боясь пошевелиться, но только не Халкей – он выскочил из-за стола и подбежал к Монтану.
– Да кто ты такой, чтобы вот так заявляться сюда, нарушать покой моей семьи и угрожать мне? Жалкий шарлатан, да как ты смеешь?! – рычал он, брызжа слюной, но юноша лишь взглянул на врача, и тот отлетел на несколько шагов, будто его на всём скаку сбила лошадь. Старик ударился о стол, посуда попадала на пол, а люди вскочили с мест – на лицах был написан ужас. Пожилая госпожа ахнула, закрыв рот руками, молодая девушка воскликнула: «Отец!», заплакал ребёнок, а служанки, выронив из рук блюда, запричитали. Два гостя в недоумении переглядывались.
– А так шарлатаны могут? – Монтан торжествующе оглядел собравшихся. – Ты перешёл все границы! Такой мерзкий человечишка не заслуживает жить!
Старик приподняться, держась за ушибленную спину и водя вокруг ошалелым взглядом. И тут все ахнули, а Халкей заорал: его кожа начала краснеть, на ней выступили волдыри. Они набухали и лопались, кожа плавилась, а врач катался по полу, извергая нечеловеческие вопли. На теле выступили языки пламени, они объяли старика, и тот в мгновение ока превратился в живой факел. Жизнь оставила его, а обугленное тело продолжало гореть, исторгая удушающую вонь.
Слуги, домочадцы и гости в панике
