– Это вам урок, – Монтан ткнул пальцев в спины убегающим, развернулся и зашагал обратно.
Он шёл, а за ним вспыхивали мебель, ковры, трава у дома, деревья в саду. Хотелось истребить это место, и Монтан чувствовал огромное удовлетворение, делая это. Позади раздавались панические крики людей, спасающихся из охваченного огнём дома, а он даже не смотрел туда. «Они заслужили смерть, – думал молодой целитель, – они нелепы и ничтожны. Зачем им жить на этом свете? Зачем они? Зачем весь этот город? Когда придёт тьма, не останется ничего и никого, лишь тишина. Вот только когда? Сколько ещё ждать? Все они не нужны. Все, кроме неё…»
Когда Монтан добрался до дворца Лаодики, над районом, где находился дом Халкея дым стоял сплошной стеной. Весть о пожаре в считанные минуты разнеслась по Нэоску и жители в спешке стремились удрать из города, заполняя и без того тесные улицы тюками с жалкими пожитками. Огонь распространялся быстро.
Лаодика смотрела на зарево пожар с балкона собственных покоев на третьем этаже. Когда Монтан вошёл, она резко обернулась, вздрогнув от неожиданности.
– А, это ты? – увидев Монтана, она успокоилась, – Стучаться тебя, видимо, тоже не учили? Впрочем, кажется, я уже начинаю привыкать к твоим странностям. В городе пожар, огонь может дойти и сюда, я отдала приказ собирать вещи: уедем на время из Нэоса.
Монатн подошёл к Лаодике и тоже стал наблюдать за происходящим на улицах.
– Не переживай, – сказал он, – пожар не тронет это место.
– Почему ты так уверен?
Юноша промолчал.
– Ладно, идём, – Лаодика направилась к двери, – соседние кварталы уже в дыму.
– Они все мертвы, – медленно проговорил Монтан. – Все: Халкей, его прихлебатели, стражники. А его проклятый дом предан огню.
В глазах Лаодики отразилось удивление и непонимание, брови чуть приподнялись.
– Я их всех убил! – воскликнул Монтан. – Видишь, я не только лечить умею.
– Ты? Но как? Когда? Опять говоришь странные вещи!
– Я хотел всего лишь поговорить, хотел спросить: почему? Но он… Этот подлый человечишка позвал стражу! Продолжал меня оскорблять и унижать! За что? Он сгорел живьём у всех на глазах. Он заслужил такую участь.
Монтан стоял, облокотившись на перила балкона, и смотрел вдаль. Судьба города и даже целого мира для него значили не больше, чем кружащийся на ветру обгоревший древесный лист. Не было ни жалости, ни сожаления. Монтан обернулся и увидел, как в глазах Лаодики удивление сменяется страхом. Будто желая подтвердить свои слова, он силой мысли зажёг все свечи в комнате.
– Но кто же ты? – Лаодика, наконец, взяла себя в руки, её голос дрогнул, но не утратил твёрдость. – Один из богов?
– Боги – плод невежественного человеческого ума, Лаодика, а я всего лишь научен управлять материей, хотя умения мои ничтожны. Когда меня в младенчестве принесли в замок у Холодного океана, я был мёртв целую неделю, даже плоть начала разлагаться. Те, кто там обитают, восстановили мои тело и мозг, и вот я снова оказался жив! И им для этого даже усилий не потребовалось. А что могу я? Даже тебе не в состоянии помочь! Я говорил, что теряю силы, теряю концентрацию, мир затягивает меня, отнимает всё, чем я когда-то обладал. А люди… люди меня разрывают на части, постоянно что-то требуют, угрожают, пытаются причинить боль. Этот мир безумен, зря я покинул обитель. Я так устал!
Монтан опустился на пол, прислонился спиной к перилам и обхватил голову руками. Потоки противоречивых чувств разрывали его.
– Зачем тебе всё это рассказываю? – тихо проговорил он. – Никто не поймёт того, что у меня внутри.
Лаодика подошла к Монтану, он поднял взгляд и увидел в прекрасных зелёных глазах заботу и нежность.
– Успокойся, – она присела рядом и взяла его за руку, – ты должен отдохнуть. Давай уедем из города. Моя вилла находится на берегу океана в десяти милях отсюда, там очень красиво, там я нахожу покой и уединение. Понимаю, что ты чувствуешь, мне тоже тяжело среди людей. Только из-за богатства они от меня не отворачиваются. Люди злы и жестоки.
Монтан видели Лаодику третий раз в жизни, но сейчас ему казалось, что они знакомы многие годы: было в ней что-то близкое и родное. И юноша успокоился, им овладела безмятежность.
Воздух наполняли духота и запах гари, следовало поторопиться.
– Пойдём, – сказал Монтан, – Я хочу уехать.
Глава 28 Хадугаст III
Мощным ударом меча Хадугаст пронзил деревянного болвана и тут же схватился за плечо, болезненно морщась.
– Тебе не стоит так помногу тренироваться, – убеждал его стоявший рядом кнехт Фолькис.
Хадугаст уже несколько дней приходил на площадку рядом с северной стеной, дабы вспомнить боевые навыки. Грудь и плечо саднили не так сильно, как раньше, но и полностью выздоровевшим воин себя не ощущал. От резких движений снова начинало колоть в верхней части груди, а дыхание срывалось на кашель.
– Плевать я хотел, – Хадугаст, будто назло, нанёс очередной удар по деревяшке, и от боли чуть не выронил меч, – дерьмо собачье, когда заживёт проклятая рана?!
– Надо отдохнуть, лекарь запретил упражнения с мечом два месяца, – Фолькис облокотился на изгородь, скептически посматривая на господина.
– Пусть он катится в преисподнюю! Сущая ерунда. Знаешь, сколько раз я бывал ранен?
– Если не выздоровеешь, мы окажемся вынуждены торчать в замке до скончания веков, – заметил кнехт.
– Да хватит уже нудить под руку! Лучше расскажи, что в замке слышно, постоянно ведь с местными якшаешься. Тёмные близко?
– Вчера дозорные видели их передовые отряды в нескольких милях отсюда. А вообще, плохи дела: беженцы страсти рассказывают, будто армия огромная, сжигает всё на пути, считают, это демоны из преисподней покарать нас явились. Деревенщин-то в городе бесова прорва: понабежали со всей округи и запугивают местных.
– Не так же много их было.
– Это неделю назад их немного было, а сейчас на улицах не протолкнуться, и они всё идут. Говорят, ещё и «свободные» озверели в край: нападают на наёмников, жгут поместья и поднимают людей на бунт, а отобранную у сеньоров землю Бадагар раздаёт сервам. Ходят слухи, он с «тёмными» сговорился и тоже направляется к Нортбриджу.
– За этим бандитом следует так много дураков? Неужели сервы надеются взять крепость, которую ни одна армия не смогла захватить?
– Конечно, брехня: люди боятся и придумывают разное.
– В любом случае, надо поскорее
