Вытащив из запазухи мертвеца какой-то тряпичный сверток, он немедля протянул добычу Ялике. Та, не сводя взгляда с Тихомира, медленно развернула сложенную ткань.
Внутри оказалась точно такая же кукла, как и в видениях, посетивших ворожею в деревне. Деревянная кукла, лишенная лица и облаченная в красное подвенечное платьице.
— И что нам с этим делать? — растерянно спросил Добрыня.
— Ох, знала бы я… — неуверенно откликнулась ворожея. Не успела она договорить, как старый дровяник, будто бы жалобно охнув, дрогнул и рассыпался в щепки, сметенный одним могучим ударом. Что-то, плохо различимое в темноте, схватило Добрыню сзади, стремительно подняло в воздух и, приложив о землю, отбросило в сторону. Беспорядочно махая руками в воздухе, дружинник перелетел через двор и впечатался в бревенчатую стену сарая, оказавшегося на пути.
Непонятно почему, вдруг вспыхнул труп Тихомира, поджигая остатки дровяника и выхватывая из мрака чудовищные очертания мерзкого создания, застывшего на самой границе света и тьмы. Должно быть, некогда оно и было тем самым мастером-кукольником, несчастной жертвой гнусного замысла чуждого всему живому кошмара, пришедшего из неведомой бездны, старого, как сама ткань реальности, безмерно голодного и движимого единственным желанием — уничтожить все, до чего только удастся дотянуться. Мало что в чудовище теперь напоминало о том, что некогда оно было живым человеком, ныне превратившегося в некое странное, уродливое подобие паука. Переломанное тело выгнулось грудью вверх, выставив неимоверно раздувшийся живот и вылезшие сквозь кожу обломки ребер. Ноги будто бы кто-то разрезал вдоль от паха до пят и вытянул так, чтобы каждая половина, обвитая ошметками плоти и лоскутами кожи, стала напоминать лапы насекомого. Увеличившийся до поистине гигантских размеров орган, размерами коего обычно безосновательно гордятся мужчины, покрытый сетью пульсирующих красных прожилок, обзавелся чем-то вроде скорпионьего жала и, извиваясь подобно змее, волочился следом за чудовищем. Многосуставчатые руки, каждый из пальцев которых превратился в острый изогнутый коготь, существо держало прижатыми к груди на манер богомола. Рот чудовища был открыт настолько широко, что верхняя часть головы запрокинулась назад, а из разверзшегося чрева, в окружении многочисленных, покрытых тягучей слюной саблевидных зубов, торчал огромный язык, усеянный отвратительными, бугрящимися наростами и кровоточащими язвами. Беспокойно покачиваясь из стороны в сторону, он будто бы ощупывал пространство перед собой.
Волна затхлого зловонного воздуха докатилась до остолбеневшей Ялики, которая, застыв на месте, не смогла ни отвести взгляд в сторону, ни броситься бежать. Ноги ворожеи словно приросли к земле, отказываясь подчиняться.
Неторопливо приблизившись и распрямив руку, чудовище вдруг нежно, словно дотрагиваясь до щеки возлюбленной, провело устрашающим когтем по голове куклы, которую девушка продолжала держать в руках. И без того перепуганная, Ялика чуть было не задохнулась от ужаса, когда монстр склонил голову набок так, чтобы хотя бы одним налившимся кровью глазом видеть оцепеневшую от страха ворожею. Медленно, как во сне, то, что некогда было кукольником, занесло над головой девушки свое отвратительное, истекающее дымящимся ядом жало.
«Глаза! — пронеслось в голове у Ялики. — Она же заперта в этой кукле».
Лишь каким-то чудом ворожея, рухнув на землю, уклонилась от нацеленного ей в грудь удара. Откатившись в сторону, она вскочила на ноги, и, пока чудовище медлительно разворачивалось, со всех ног кинулась к пылающим останкам дровяника. Подобрав обжигающий пальцы уголек, она, стараясь не обращать внимания на боль, суетливыми размашистыми движениями нанесла на лицо куклы две черные размазанные точки.
Вырвавшаяся из нарисованных глаз вспышка нестерпимо яркого света отбросила Ялику назад, заставив выпустить из рук игрушку.
А в следующее мгновение перед упавшей на землю Яликой уже стоял призрак девушки. Той самой, чей фантом она видела в доме кукольника. Душа убитой Тихомиром невесты мастера, заточенная в одну из его незавершенных работ. Плененная, чтобы сломить волю кукольника, лишив его желания жить и бороться, а затем превратить в кошмарного монстра, распространяющего вокруг себя смерть и порождающее других чудовищ, наконец-то обретших в реальности столь желанную плоть.
Медленно и абсолютно беззвучно девушка подошла к испуганно отпрянувшему созданию, любовно обняла, а затем одним стремительным движением вырвала из его груди дымящееся горячей кровью сердце.
Не издав ни единого звука, монстр тут же рухнул, как подкошенный, грудой мертвой плоти, сразу покрывшейся пульсирующими буграми пузырей, которые с тихими хлопками лопались, высвобождая мутный гной.
Спустя пару секунд от тела чудовища не осталось ничего, кроме мутной зловонной лужи. Все также не говоря ни слова, фантом девушки рассеялся в воздухе под налетевшим порывом ветерка, в клочья разорвавшего призрачную плоть. А следом, как по волшебству, унялось и пламя, неторопливо пожиравшее сломанный дровяник.
Вскочив на ноги, Ялика тут же бросилась к Добрыне, который неподвижно распластался у стены сарая. Убедившись, что богатырь жив и даже в сознании, она облегченно выдохнула.
Тот ласково обнял ее, прижав к могучей груди.
Веки девушки вдруг налились свинцом, и ей нестерпимо захотелось спать. Кажется, она так и провалилась в сон, прильнув к Добрыне и внимательно прислушиваясь к его дыханию и биению сердца.
Проснулась она уже в кровати. Должно быть, здоровяк перенес ее в комнату. Было темно. Молчаливо вглядываясь в ночной сумрак, исполняющий перед глазами замысловатый танец, Ялика безуспешно гадала, сколько она проспала, и та ли это ночь, когда ей пришлось столкнуться с чудовищем, или же уже следующая.
— Митрофан, — тихонько позвала она, устав терзать себя догадками.
— Чего тебе? — сонно отозвался меша с подоконника.
— Сколько я проспала?
— С тех пор, как тебя Добрыня принес, часа три-четыре миновало.
— А ты так на подоконнике и продрых? — с укоризной в голосе спросила девушка.
— А чего бы и нет? — беззаботно пробормотал бесенок, протяжно и с удовольствием зевнув.
— Тоже мне, помощничек нашелся, — фыркнула ворожея.
— Да видел я все, — недовольно заметил меша, спрыгивая на пол. — Помнишь, на подоконнике спал? Хотел было на подмогу кинуться, да ты и сама быстро управилась.
Ялика задумалась, а потом, спохватившись, спросила:
— А как там с хворью этой?
Запрыгнув на кровать, меша потоптался у ног ворожеи.
— Тот, кто хворым, но живым был, излечился в одночасье, как и не было ничего, — пробурчал он, бесцеремонно вытянувшись во весь рост. — А тем, кого Мара призвала, уже не поможешь.
— Почем знаешь?
— Так Добрыня заходил тебя проведать, вот все и рассказал.
Меша замолчал, а потом, встрепенувшись, вдруг спросил:
— Я вот что тут подумал: а как девица эта так ловко с мастером расправилась? И секунды не прошло.
Ворожея долго молчала перед тем, как ответить.
— Надеюсь, они снова встретятся в царстве Мары, — наконец пробормотала она едва слышно. — Во зле, что мастером сотворено,
