Не простивший обиды бесенок тут же оскалился.
— Я же не о людях толкую, тугодум, — прошипел он и, жалобно посмотрев на задумавшуюся ворожею, проканючил, выразительно скосив глаза на богатыря. — Может, ну его, дуболома этого?
— Значит, так и не нашел никого? — сделав вид, что не заметила намеков кота, спросила Ялика.
— И нет, и да, — уклончиво ответил меша. — Домовика углядел, только тот разговаривать не захотел даже. Меня увидел, сразу же за угол дома тикать бросился. И след простыл. Я еще подумал, чего-то это домовик по двору шляется, они ж обычно из дома ни ногой…
— А сколько лет Никодиму? — вдруг совсем невпопад спросила ворожея, буравя взглядом растерявшегося от такого внимания Добрыню.
— Да в прошлом году шестой десяток пошел, — буркнул тот.
— А выглядит, как глубокий старик.
— Всяко бывает, — пожал плечами богатырь.
— Мнится мне, — задумчиво протянула ворожея, отрешенно уставившись в небо, — я догадалась, зачем Никодим Индрика изловить собрался.
И меша и Добрыня недоверчиво округлили глаза. Заметив это, Ялика мягко улыбнулась.
— Тот, кого ты, Митрофан, видел — вовсе не домовик, а, похоже, хованец, — пояснила она.
— Это что за нечисть такая? — непонятливо переспросил богатырь, принявшись теребить многострадальную бороду.
— А что, сходится, — обрадованно заключил меша после недолгих размышлений. — Ни амбарник, ни дворовой с этим поганцем рядом жить не станут, потому-то так и пусто в никодимовом доме. Да и сам Никодим уж больно стар для своих лет.
— Видать, хованец из него силы и тянет, смерть приближая, — подтвердила Ялика.
— Так, а Индрик-то почто сдался? — недоумевая, поинтересовался Добрыня.
Ворожея горько усмехнулась, а меша скорчил презрительную гримасу, всем своим видом давая понять, что он думает об умственных способностях богатыря.
— Эх, друже, — вздохнула Ялика. — Хованец — существо, конечно, зловредное, душу того, кому служит, после смерти хозяина себе прибирает. Да вот только, пока тот жив, будет его всячески облагодетельствовать, ни в чем потребности хозяин знать не будет до самой смерти. Никодим твой как-то заставил хованца себе служить, а как время расплачиваться пришло, то задумал договор нарушить — жить-то охота. Духа этого только гром погубить и может, да не простой гром, а тот, что в себе силу кузницы Сварога-прародителя несет.
— Ну, а Индрик-то при чем? — Так и не догадался наморщивший лоб Добрыня.
— Вот дурень, — огрызнулся меша, от греха подальше прячась у ног ворожеи.
— Когда Сварог в своей кузне небесной мир творил, — принялась терпеливо объяснять Ялика, заметив, как посмурнел после слов бесенка богатырь, — то первым его детищем был Индрик, потому-то все остальные звери ему кланяются, а в роге Индрика грохот молота и наковальни заключен, им он проходы для воды под землей прокладывает, громом твердь земную раздвигая.
На мгновение Ялика осеклась, задумавшись, и, раздосадовано вздохнув, спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Знать бы только, кто Никодима на это надоумил?
— Не помощник я тебе тут, — отозвался Добрыня, понуро опустив голову.
Посмотрев на него, Ялика вдруг ласково улыбнулась.
— Верно, — кивнула она, соглашаясь, и вдруг, с чувством прильнув к здоровяку, ласково обняла его. Смутившийся Добрыня, мигом потеряв дар речи, покраснел, неловко пряча взгляд. Заметив его растерянность, Ялика весело рассмеялась и, встав, на цыпочки, нежно поцеловала того в ощетинившуюся непокорной бородой щеку.
— Ты лучше домой ступай, — как бы невзначай бросила она. — Вернусь, все расскажу. И не спорь, я одна пойду.
Растерявшийся Добрыня только и смог, что согласно кивнуть. Ловко подхватив огорошенного поведением девушки кота, Ялика, не прекращая улыбаться, скрылась в корчме, мягко прикрыв за собой дверь и оставив окаменевшего Добрыню в одиночестве. Тот постоял еще пару минут, глупо пялясь в пустоту перед собой и рассеянно потирая щеку, а потом, вмиг посерьезнев и бросив задумчивый взгляд на закрытую дверь, решительно развернулся на месте и пошел прочь от корчмы.
Отказавшись от настойчивых предложений Горбыля отужинать, Ялика поднялась к себе в комнату. Умывшись под хитрым прищуром меши, не сводившего с нее пытливых глаз, ворожея, ни слова не говоря, отправилась спать. Недоумевающий бесенок хотел было что-то сказать, но, когда девушка затушила лучину, передумал и, тяжко вздохнув, грациозно запрыгнул на подоконник. Устраиваясь поудобнее, он долго и шумно ерзал на месте, а потом, свернувшись клубком, притворился спящим, продолжая внимательно наблюдать за беспокойно ворочающейся в кровати ворожеей из-под полуопущенных век.
Проснулась Ялика незадолго до рассвета, когда побледневшая луна уже приготовилась уступить свое место на небосводе яркому дневному светилу, а колючие звезды померкли, медленно убегая прочь от неспешно наливающегося багрянцем горизонта.
Наскоро собравшись, ворожея попыталась растолкать мирно посапывающего мешу, но тот, сонно зевнув, тут же перевернулся на другой бок и снова беззаботно захрапел. Недовольно нахмурившись, Ялика просто спихнула его с подоконника.
— Хватит дрыхнуть, лежебока, — беззлобно проворчала девушка, накидывая на плечи приобретенный вчера плащ. На мгновение Ялике почудилось, что вышитые на нем руны будто бы налились серебром и таинственно замерцали в неверном предрассветном сумраке.
— Ладная вещица, — чуть ли не с восхищением заметил лениво потягивающийся бесенок.
— Ты мне зубы-то не заговаривай! — отозвалась ворожея, с любопытством разглядывая медленно затухающее свечение, исходившее от рун. — Ты со мной идешь, или так и будешь бессовестно дрыхнуть, как давеча?
— Конечно, с тобой пойду, — гневно сверкнув глазами, буркнул меша и пробормотал едва слышно: — Оставишь ее, как же! Опять влезет туда, куда не следует.
Боясь опоздать, Ялика в сопровождении легко бегущего рядом Митрофана пронеслась по пустынным улицам все еще спящего города, словно ласковый весенний ветерок над цветущим полем. Друзья оказались у ворот как раз в тот момент, когда приветливое солнце наконец-то неспешно вынырнуло из-за горизонта, нежно обняв своими теплыми лучами коньки крыш окружающих домов.
К немалому удивлению ворожеи, Никодим, облачившийся в кольчугу наподобие той, что носил Добрыня, ждал ее в одиночестве. Ялике сразу же бросилось в глаза, что доспех для пожилого мужчины был тяжеловат. Выглядевший изможденным Никодим словно бы пригибался к земле, понуро опуская плечи и съеживаясь под не таким уж и большим весом. А когда мужчина, заметив спешащую девушку, неловко сделал шаг навстречу, то ножны меча самым коварным образом больно стукнули его по колену, заставив в сердцах чертыхнуться и поморщиться.
— Решилась-таки, — как-то печально
