— Ну, будет тебе, — услышала она его тихий, полный неожиданной ласки и заботы шепот. — И без меня бы справилась. Как-никак, а ворожея. Спалила бы чарами какими, и вся недолга.
Непонятно почему радуясь тому, что здоровяк не видит ее зареванного лица, Ялика слабо улыбнулась.
— Это только в сказках чары такие бывают, — шмыгая носом и давясь слезами облегчения и радости, тихонько отозвалась она и вдруг, вспомнив, твердо сказала: — Мразью твой Никодим оказался.
Тяжело вздохнув, Добрыня кивнул, соглашаясь.
— Знаю. Слышал.
Они еще долго стояли так, укутанные невесомым покрывалом тьмы, молча прижавшись друг к другу и чутко прислушиваясь к тому, как их сердца вдруг трепетно забились в унисон, пообещав каждому из них нечто большее, чем обыкновенная привязанность или сиюминутная страсть. Испугавшись этого, нового для себя, чувства, Ялика нерешительно отстранилась, уперевшись руками в грудь здоровяка, и попыталась ускользнуть из его объятий, ставших вдруг слишком трепетными, слишком чувственными, слишком желанными, но вместе с тем и какими-то болезненно постыдными. В ответ Добрыня лишь еще крепче прижал ее к себе.
— Может, хватит уже, голубки? — услышали они вдруг недовольное ворчание, безжалостно сорвавшее с них пелену необъяснимо притягательного забытья. Два немигающих кошачьих глаза, пылающих в темноте, будто уголья в печи, ехидно уставились на стыдливо отстранившихся друг от друга людей.
— Митрофанушка, и ты здесь! — обрадовалась ворожея. — Но как? Я ведь думала, тебя Охотник сгубил, или змей этот. А Добрыня, так и вовсе в городе должен быть.
— Не на того напали, — гордо заявил меша. — Я Охотника того подрал слегка, и давай бежать за подмогой. Мы с Добрыней заранее, еще в городе, договорились, что он следом пойдет, от взглядов любопытных хоронясь. Вот он тенью невидимой за нами и шел, пока в болото не уперся. Кто ж знать-то мог, что Охотник, поганец этакий, через топи поведет? На твое счастье, сговорился я с болотником местным, что он Добрыню тропой короткой прямо через трясину проведет. А миновав болото, мы просто за Охотником с дружками его, тебя с Никодимом связанным волоком волокущими, в лабиринты подземные последовали, удобного момента выжидая. Змей тут их встретил, чары указующие сотворил, навроде огонька блуждающего. Охотник-то с дружками ушли, а тебя и Никодима на растерзание змею бросили…
— Что ты ему пообещал? — упавшим голосом оборвала бесенка Ялика, всей душой почуявшая неладное.
Меша как-то неловко осекся и замолчал.
— Вместе с ним к Кадуку с повинной явиться, — глупо хихикнув, сказал он наконец.
— Ох и дурень ты, Нафаня, — обреченно выдохнула Ялика. — Кадук же тебя со свету сживет.
— Сживет, — согласился бесенок. — А только тебя спасать надо было? Надо! Вот и нечего тут горевать.
— Не ведаю, чем ты там Кадуку этому насолил, но забудь об обещании, и всего делов-то, — буркнул вдруг Добрыня.
— Как был дурнем, так и остался, — безнадежно вздохнув, заметил меша. — Не могу. Я клятву дал. Ту, что нарушить нельзя.
— Ох, Митрофанушка, горе ты мое, — только и смогла прошептать Ялика, на глазах которой опять выступили слезы.
— Да где наша не пропадала! Сдюжу как-нибудь! — Преувеличенно беззаботно произнес меша и, услышав жалостливые всхлипывания ворожеи, тут же добавил. — Ты что, опять реветь удумала? Прекрати, потом с моей клятвой разберемся. У нас дело есть. Тебя спасли. Нужно и от Индрика-зверя беду отвести.
— Так мертв же уже Никодим, — глухо заметил из темноты Добрыня.
— И чем ты слушал? — раздраженно огрызнулся бесенок. — Аспид поганый сказал же, что за жизнь Никодима указал дорогу к Первозверю. А вот за каким лешим это Охотнику?
— Ну, пусть так, — заупрямился богатырь. — Охотник дорогу знает, а мы-то ведать не ведаем. Да и не видно же ни зги. Это для тебя, поганца, тьма, что мать родная. Я же котомку свою походную бросил, едва змея увидал да опасность, Ялике грозящую, почуял. А теперь все — и кремень, и кресало, и факелы, загодя приготовленные — незнамо где. Ищи-свищи теперь в темени этой проклятущей. Да и как Охотника искать? Сюда-то забрались, а как выбираться?
Он разгневанно засопел и, чуть погодя, с сожалением пробормотал:
— Еще и без меча остался. Считай, как без рук совсем. Чем обороняться-то будем?
— Силушкой-то тебя не обделили, — презрительно захихикал меша. — А вот с умом да разумом обидели.
— Будет вам, как собакам брехливым, лаяться, — примирительно произнесла Ялика, уже давно заприметившая, что руны, вышитые на ее плаще, слабо мерцают, настойчиво прогоняя недовольно ворочающуюся тьму.
Свет, исходивший от загадочных символов, оказался, конечно, совсем слабым и тусклым, но его вполне хватало на то, чтобы разглядеть в темноте и кошачий силуэт бесенка, нетерпеливо помахивающего распушенным хвостом, и пышущую праведным гневом от незаслуженной обиды могучую фигуру Добрыни, высокомерно скрестившего на груди руки и презрительно отвернувшегося куда-то в сторону.
— А факелы нам и не нужны, — обрадованно заключила Ялика, любуясь завораживающим взгляд свечением.
Привлеченный ее словами богатырь только и смог, что удивленно вытаращить глаза.
— Ишь ты, торговец, шельмец, не обманул, — восхищенно пробормотал он и, насупив вдруг брови, серьезно добавил: — Свет какой-никакой есть, а толку? Дорогу-то никто не ведает?
Проигнорировав вопрос, Ялика, дивясь охватившей ее беспричинной радости, будто волчок закружилась на месте, глупо улыбаясь и хихикая. Полы плаща взметнулись в стороны и вверх. Слабо мерцающий конус словно завесой призрачного света скрыл вертящуюся, будто в каком-то неведомом танце, ворожею. Недоуменно вскинув брови, Добрыня критически хмыкнул.
— Красиво, — буркнул он. — Только как это поможет нам выбраться отсюда?
— Не знаю, — честно созналась ворожея, беспомощно замерев на месте. Она хотела, было, добавить что-то еще, но какой-то странный шершавый и скользящий звук привлек ее внимание. От неуместного оживления не осталось и следа. Ялика встревоженно прислушалась. Меша, по примеру ворожеи навостривший уши, вдруг утробно взрыкнул, подпрыгивая на месте, на лету перекувыркнулся через себя и, приземлившись, прижал лапой что-то извивающееся и обиженно шипящее к полу.
— Ох, опять гады ползучие, — выдохнул Добрыня, одобрительно наблюдая за тем, как бесенок уже собрался, было, оборвать жизнь змеи, перекусив ей шею.
— Не надо! — вскричала Ялика, и, отпихнув изумленного бесенка в сторону, аккуратно взяла извивающееся
