Отшвырнув в сторону бесполезное теперь оружие, ворожея бросила мимолетный взгляд на то, что осталось от ее левой руки, ожидая увидеть лишь свисающие кровавые лохмотья. Но ослепительно белые кости, начисто лишенные мышц и кожи, все еще удерживались вместе какой-то неведомой силой. Вспыхнувшая боль рассеялась без следа, уступив место блаженному холоду, медленно разливающему от плеча к кончикам пальцев. Изумленная Ялика медленно подняла руку, неуверенно пошевелила пальцами, несколько раз сжала ладонь в кулак, не веря свои глазам, и, истошно завопив, стремительным, почти не различимым движением погрузила изуродованную конечность в плоть чудовища.
Выполнившие свое предназначение призраки, медленно растворившись в воздухе, ушли, освободив бьющееся в агонии чудовище. Хватая пересохшим ртом воздух, Ялика отступила на шаг назад. В ее окровавленной костяной руке билось исходящее паром сердце, безжалостно вырванное из груди Моровой Девы. Жалобно скулящее чудовище грузно сползло на пол. Вытянув руки в молитвенном жесте, оно сделало неуклюжую попытку встать, но девушка, коротко качнув головой, без тени сомнения сжала пальцы. С мерзким, отвратительным чавканьем сердце Моровой Девы лопнуло, осыпавшись сухим, безжизненным прахом. А следом за ним и чудовище, так и не успевшее осознать своей смерти, на этот раз уже окончательной.
Из глаз Ялики градом хлынули слезы. Остервенело размазывая их по лицу, она кинулась к безжизненно распростертым на полу северянам. Не ожидавший подобной прыти бесенок не удержался у нее на плечах, где он просидел все это время, и кубарем скатился на пол. Самозабвенно ругаясь и шипя, он тут же вскочил на лапы и опрометью бросился следом.
С тревогой склонившись над бездыханными северянами, ворожея бережно достала из-за пазухи рубиновые жемчужины и вдруг с каким-то запредельным отчаянием сжала их в кулаке. Те, не выдержав напора, тоскливо хрустнули под ее пальцами. Когда же девушка медленно, не торопясь, раскрыла ладонь, то среди алых осколков оказались три крошечные переливающиеся искорки. Давясь прерывистыми всхлипами и беззвучно шевеля губами, Ялика прошептала что-то и тихонько подула. Взвившиеся от ее дыхания огоньки, медленно угасая, опустились на безвольные, лишенные признаков жизни тела северян. Вздрогнув, как от прикосновения раскаленного металла, мужчины вдруг судорожно вздохнули. И уже спустя секунду, их лица налились здоровым румянцем, а плотно прикрытые веки трепетно задрожали, будто бы норды, распрощавшись со сладкими объятиями сна, вот-вот должны были проснуться.
Облегченно выдохнув, Ялика тяжело опустилась рядом. Поджав колени к груди, она принялась задумчиво перебирать усеивающие пол костяки.
Внимательно наблюдавший со стороны за ее действиями меша грациозно сел рядом и спросил:
— Все закончилось?
— Для них? — отрешенно переспросила Ялика и, не дожидаясь ответа, устало добавила. — Все с ними будет в порядке. К утру, думаю, очнутся.
— А рука как? Болит? — меша сочувственно потерся о колени ворожеи.
Девушка равнодушно посмотрела на свою преобразившуюся конечность и, пожав плечами, покачала головой. Благоразумно решив не донимать ворожею лишними вопросами, Митрофан удовлетворился таким ответом и замолчал.
Молчала и Ялика.
Так и просидели они в звенящей тишине крипты почти до самого рассвета, прислушиваясь к равномерному дыханию спящих северян и доносящимся из провала в потолке звукам живого ночного леса. Лишь иногда, Ялика, будто бы на краткий миг, очнувшись от завладевшего ей неподвижного, задумчивого оцепенения принималась безучастно поглаживать свернувшегося в клубок бесенка, который, даже не поднимая головы, тут же начинал благодарно урчать, будто бы на самом деле был настоящим котом, а не нечистым духом, по странной прихоти решившим остаться в этом обличье.
И лишь когда сгустившаяся перед самым восходом тьма, никак не желающая расставаться со своим владычеством над миром, укутала окружающее в почти непроницаемую для взгляда пелену, Ялика, вынырнув вдруг из немой онемелости, хрипло прошептала, судорожно выталкивая слова из пересохшей гортани:
— Если долго смотреть в бездну, то бездна тоже посмотрит на тебя!
Девушка вскочила и беспокойно заметалась в тесном пространстве склепа, словно дикий, свободолюбивый зверь, посаженный в ненавистную клетку. Задремавший было Митрофан лениво приподнял голову и, навострив уши, стал провожать ворожею настороженным взглядом внимательных глаз. Суетливо перебегая от стены к стене, Ялика что-то не слышно забормотала себе под нос. Когда бесенок, уже устав водить головой из стороны в сторону, собирался вновь задремать, Ялика вдруг неподвижно замерла в центре склепа. Выдохнув с явным облегчением, она раздраженно откинула свалившуюся на лоб прядь волос и зашлась каким-то странным, истеричным хохотом. Ничего не понимающий бесенок с удивлением округлил глаза.
— Да ты, мать, никак умом тронулось? — спросил он неодобрительно.
— Митрофанушка, родненький мой, — лучась непомерным весельем отозвалась девушка, с трудом унимая пробирающий ее смех. — Я ведь все-все осознала! Понимаешь? Все! Вот до последней, самой малюсенькой, капельки!
Митрофан очумело встряхнул головой, потребовав тем самым объяснений.
— Вот это, — Ялика продемонстрировала бесенку выуженный из котомки оберег, то самое Навье Солнце, что когда-то покоилось на груди разбуженной нордами Моровой Девы. — Это ключ ко всему! Я услышала зов... Он мне рассказал... Объяснил. Все, вот абсолютно все, что со мной приключилось, все эти чудовища, сражения, все это было не просто так. Модгуд сказала мне, что я лишь безвольная игрушка в руках случая. Но это не так! Что-то все это время, всю мою жизнь, словно бы вело меня сюда, в этот склеп проклятущий, вот к этой самой вещице.
— Ключ к чему? — сладко потянувшись и состроив недоверчивую гримасу, переспросил бесенок.
Вместо ответа девушка счастливо улыбнулась и смяла зажатый в костяной руке оберег. Медальон замерцал, разгораясь ослепительным светом, оплыл и, потеряв четкие очертания, густыми тягучими каплями серебра просочился сквозь сжатые пальцы ворожеи, расплываясь на полу жирной мерцающей кляксой. Зеркальная поверхность лужицы расплавленного металла подернулась зыбкой рябью, пришла в движение, с нарастающей скоростью закручиваясь вокруг центра, и, вдруг потемнев, расширилась, в мгновение ока, превратившись в зияющую непроглядной чернотой бездну, занявшую своей темной вихрящейся массой едва ли не половину свободного пространства склепа.
— К ответам, — глупо хихикнула ворожея.
Суетливо подобрав кинжал, отброшенный в сторону во время сражения с Моровой Девой, Ялика, заливаясь блаженным хохотом, с разбега сиганула в клубящуюся у ног бездонную тьму. Все произошло настолько стремительно, что растерянно хлопающий глазами Митрофан даже не
