— Радмила, — засуетилась Ялика, раздавая поручения. — Бегом ко мне в комнату. Принеси мою котомку. Горыня, рану промыть надо.
Корчмарь беспрекословно повиновался, принявшись аккуратно лить воду из оставленного Радмилой ковшика на обгоревший бок Могуты.
— Погоди, руки вначале мне ополосни, — прервала его ворожея, протянув сложенные лодочкой ладони.
Тоненькая серебристая струйка воды наполнила подставленную пригоршню и, повинуясь неслышному приказу, обволокла пальцы и ладони тонкой, призрачно светящейся пеленой, неторопливо истаявшей под удивленным взглядом корчмаря, словно впитавшись в побледневшую, лишившуюся всякой кровинки кожу.
Закусив губу, Ялика распростерла руки над раненым мужчиной так, чтобы ее побелевшие ладони зависли на расстоянии в полвершка от его раны и, решительно кивнув Горыне, медленно прикрыла глаза.
Струящиеся потоки воды, стекая с пальцев, приобретали бледно-голубой оттенок, а попав на обожженную плоть, тут же впитывались в нее. Кожа рядом с раной вдруг стала полупрозрачной, обнажая сеть капилляров и сосудов, по которым побежали синеватые всполохи. Ялика, побледнев, натужно засопела.
Горыня растерянно хмыкнул и с тревогой посмотрел на нее.
— Все в порядке, — коротко ответила она, словно почувствовав его взгляд сквозь плотно прикрытые веки.
Обожженное мясо на боку Могуты вдруг запульсировало, разрастаясь, и в следующее мгновение скрыло под собой обнаженные ребра. Прекратившая кровоточить плоть в один миг покрылась темной коркой, которую мягко обволакивало исходящее от рук ворожеи свечение.
Мертвенно-бледная Ялика глубоко вздохнула и не спеша убрала руки. В ту же секунду истаяло и свечение, словно впитавшись во все еще страшную, но уже начавшую рубцеваться рану.
Тяжело опустившись на стоявшую рядом лавку, Ялика измученно прикрыла ладонями глаза, под которыми залегли глубокие темные круги.
Ошеломленный Горыня с удивлением уставился на её почерневшие, словно обуглившиеся пальцы.
— С тобой все хорошо, пресветлая? — неуверенно поинтересовался он.
Ялика устало мотнула головой, как будто прогоняя морок, и коротко кивнула, резко взмахнув руками. С кончиков пальцев сорвались язычки темного пламени, лениво осевшие на пол темным пеплом.
Подоспевшая Радмила, бросив встревоженный взгляд в сторону распростертого на столе Могуты, дышавшего ровно и размеренно, протянула Ялике котомку. Суетливо покопавшись в ней, та извлекла на свет два пузырька из темного стекла.
— Это, — она протянула Радмиле первый, — дубовый отвар. Раствори в воде и смочи ей полотенца, а потом перевяжи рану Могуты. А в этом, — ворожея передала второй пузырек, — зверобойное масло. При каждой перевязке делай компресс с ним.
— Да почто это все Радмиле-то? — удивился оживившийся Горыня. — Отнесем Могуту к травнице, уж она-то точно все сделает, как требуется.
Ялика устало пожала плечами и, поднявшись, нетвердой походкой направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.
— Хорошо, — бросила она через плечо. — Дело ваше. А мне поспать надобно… Вроде, Могута говорил, с ним дети были. Что с ними?
— Благодарю тебя, пресветлая, — донесся ей во вслед раскатистый бас хозяина корчмы. — Жизнь Могутину спасла… А с детьми все улажу, не беспокойся зазря. Отдыхай.
— Добро. Вот только не спасла, а помогла, — коротко ответила поднимающаяся по лестнице Ялика и, обернувшись, добавила под удивленные взгляды Горыни и Радмилы: — Теперь от него самого все зависит. Ежели жить хочет — выкарабкается. Тело излечить не велика наука, а вот душу, по своей воле на просторы Нави устремившуюся, не в моей власти вернуть…
Поднявшись к себе в комнату, она без сил рухнула на кровать, тут же забывшись тяжелым сном.
Снилась ей стена ревущего огня, окружившая ее кольцом, и то ли ограждавшая от гигантской фигуры, чьи очертания с трудом угадывались за ярящимся пламенем, то ли, наоборот, не дававшая убежать прочь. От сумрачного образа веяло древним, первородным злом и изначальной тьмой, выворачивающей наизнанку и душу, и разум.
Ялика почувствовала себя маленькой и беззащитной. Сознание затопила волна всепоглощающего страха, заставившего оцепенеть. Вокруг заплясали серебристые огоньки, закручиваясь в светящуюся искрящуюся спираль. От нестерпимого блеска заслезились глаза, заставив Ялику часто заморгать в попытках прогнать наворачивающиеся слезы. А в следующее мгновение напротив нее прямо из пустоты возникла знакомая фигура в кожаном плаще до пят и широкополой шляпе, из-под которой в отсветах огня таинственно поблескивали стеклянные окуляры птичьей маски с длинным изогнутым клювом.
— Мортус, — одними губами прошептала ворожея.
Тот, ничего не говоря, неожиданно схватил её за руку и вложил что-то в раскрытую ладонь. От прикосновения призрака кожу обожгло ледяным холодом.
Ялика испуганно отпрянула назад. Мортус коротко кивнул, сверкнув окулярами, и неторопливо растаял в воздухе, так и не сказав ни слова.
Преодолев тягучее сопротивление сна, Ялика подняла руку к глазам и к своему удивлению поняла, что сжимает рукоять того самого клинка, которым совсем недавно положила конец страданиям Мортуса, отправив того в ледяное царство Мары. По тонким граням лезвия пробежали ослепительно-белые искры. Наблюдая за их танцем, становившимся все быстрее и быстрее, ворожея вдруг осознала, что ей необходимо сделать.
Широко размахнувшись, она резко опустила покрытый белым пламенем и неожиданно удлинившийся клинок, словно вспарывая им саму ткань реальности сна.
Огненная стена замерла. Неподвижные языки пламени вдруг покрылись частой сетью трещин и с тихим мелодичным звоном осыпались кусочками битого янтарного стекла. Скрывавшаяся во тьме фигура вздрогнула, как от удара, и, испустив оглушающий рев, превратилась в черный невесомый дым, клубы которого тут же подхватил налетевший неведомо откуда порыв пронизывающего ветра.
Ялика открыла глаза и подскочила на кровати, ловя ртом ставший вдруг нестерпимо густым воздух.
Длинный багряный луч клонившегося к закату солнца, прорвавшись сквозь неплотно занавешенное окно, словно разделил сумрачную, окутанную тенями и полумраком комнату на две части. Пытаясь припомнить, были ли занавески прикрыты в тот момент, когда она совершенно измотанная вернулась в комнату, Ялика неторопливо оглядела помещение. Ее блуждающий взгляд неожиданно наткнулся на совершенно целый умывальный кувшин, все так же стоящий на низкой лавчонке в дальнем углу.
«Должно быть, Радмила кувшин меняла, вот и прикрыла занавески», — успокоившись, решила Ялика.
Только в это мгновение она неожиданно осознала, что продолжает что-то сжимать в руке. Этот был тот самый клинок. Клинок, вложенный в ее ладонь призраком Мортуса.
«Неожиданный подарок», — чуть заметно улыбнулась ворожея.
Приступ безумного голода, грозившего свести с ума, заставил её, наскоро умывшись, спуститься в обеденный зал.
Корчма оказалась заполнена местными жителями, видимо, обсуждавшими за кружкой холодного пива или медовухи утреннее происшествие. Едва ворожея сделала последний шаг с лестницы, как тут же десяток пар любопытных глаз с интересом уставился на нее. Появившаяся словно из ниоткуда Радмила аккуратно взяла ворожею за руку и, настойчиво потянув куда-то, тихо бросила:
— Пойдем, пресветлая, для тебя Горыня место отдельно приготовил. Там спокойнее будет.
Небольшой стол, за который девушка усадила Ялику, оказался в
