— А ну не глазейте тут, умники! Ишь, магию им подавай! У вас мечи в руках, чтобы в зубах ковыряться?
— Вот именно! — хмуро пробасил Ратмир. — Нечего языками зазря чесать! Вы воины, а не барышни на выданье!
Мужчины пристыженно кивнули и отвернулись, а я, облегченно выдохнув, с благодарностью кивнула прыгающему рядом Колобку.
Вой все не прекращался, однако и не приближался, по-прежнему доносясь откуда-то из глубины чащи. Спустя минут десять, Ратмир, наконец, понял, что весь день они так простоять не могут и, развернувшись, приказал:
— Всем вернуться к своим делам. Первая смена дежурит. С поляны никто не выходит, а если и выходит, то под охраной как минимум двоих. Все понятно?
Дружинники рявкнули «Так точно», и, не выпуская из рук оружие, разбрелись по роще, оставаясь при этом в поле зрения. Лучники с деревьев так и не слезли, а на земле по периметру лагеря остались стоять человек семь с мечами в руках. Нам же строго настрого запретили отходить от костра и шатров дальше, чем на два шага. Я мысленно порадовалась, что не успела еще попить воды, что-то не хотелось бегать к кустикам под надзором какого-нибудь большого бородатого дядьки. Почему-то у меня даже не возникло мысли, что вся эта ситуация может серьезно затянуться. А зря…
Вечером этого дня ушедшая на разведку часть отряда так и не вернулась. Как, впрочем, и вечером следующего. Обещанный срок ожидания уже давно прошел, а Ратмир, который, видимо, тоже до последнего надеялся на благополучный исход событий, только к закату второго дня мрачно приказал свернуть лагерь, чтобы на рассвете отправляться в путь.
В тот момент меня словно ударили под дых чем-то тяжелым, и слабенькая надежда, что мы задержимся еще хотя бы чуть-чуть умерла в жалких мучениях. Все это время, я совершенно не хотела показывать себя слабачкой и истерить на глазах у окружающих, но и сдерживать себя было невозможно. Поэтому, когда рядом никого не оказывалось, я ныряла в палатку и начинала плакать, отчаянно кусая одеяло и надеясь, что меня никто не слышит. Колобок не в счет, он вечно сидел рядом и точно так же, как и я, дрожал от страха за Кощея, Максима и остальных. А мне теперь уже было все равно на то, кто и что обо мне подумает. Уже особенно не стесняясь, я вся в слезах несколько раз подходила к Андрею, пытаясь уговорить, чтобы тот попросил свое начальство задержаться. Вот только блондин, бросая на меня сочувствующие взгляды, отвечал, что все это и так уже идет не по плану, а ухудшать ситуацию еще сильнее никто не станет.
Этой ночью я уже не плакала. Я отчаянно выла в подушку, чувствуя, как ласковая ладонь прибежавшего к нам Стёпки в попытке успокоить, гладит меня по трясущемуся плечу.
— Русланочка, — жалобно хныкал он, — ну не плачь, пожалуйста. Они просто отстали, и совсем скоро нас догонят, вот увидишь!
Я понимала, что мальчонка хочет меня успокоить, но, черт возьми, его словам хотелось верить. Я совершенно не могла представить, что с ребятами случилось что-то серьезное. Эта мысль казалось невыносимо неправильной и абсолютно невозможной.
— Держи карман шире, — мрачно пробубнил Колобок, которого тоже знатно потряхивало. — Как бы они, по-твоему, сквозь волчью стаю вокруг лагеря пробрались?
Я подавилась собственным всхлипом и в ужасе уставилась на хлебушек.
— Замолчи! — шикнул на него Стёпка, но было уже поздно. Выпечка озвучила мои самые жуткие страхи, которые я гнала подальше даже из собственных мыслей.
— Ты что? — просипела я. — Ты думаешь, они умерли?!
Колобок, видимо, так и думал, но изначально говорить мне об этом не собирался, случайно поддавшись нервному потрясению. Он нервно хлопнул глазами и отвел взгляд, чем окончательно довел меня до предобморочного состояния.
— Они же твои друзья! Как ты можешь?!
— Да я не имел в виду ничего такого, — попытался оправдаться хлебушек, но я его уже не слушала. В голове билась только одна мысль: «Это невозможно. Такого не может быть.» Перед мысленным взором то и дело вставали улыбающиеся лица Максима и Кощея, а я просто не могла понять, как Колобок даже на секундочку осмелился представить, что они погибли. Да еще и заявить об этом вслух.
Следующие три часа беспрерывной истерики выжали из моего тела все соки, превратив его в вялую кисельную субстанцию. Из горла вместо всхлипов вырывались непонятные хриплые звуки, а вода в организме закончилась, из-за чего раздраженную слизистую глаз, слезам из которых взяться было больше неоткуда, сильно щипало.
Стёпка с Колобком беспокойно задремали полчаса назад, нервно дергаясь во сне, а я все лежала, красными глазами бездумно разглядывая тканевый потолок и слушая громкое уханье филина за стенами палатки. Где-то в лесу снова выли волки, но за прошедшие дни этот звук стал уже привычным и пугал гораздо меньше. Хотя, честно говоря, меня сейчас уже ничего не пугало. Эмоции словно вышли вместе с бесконечным океаном слез. Я уже не могла адекватно соображать, а веки слипались, убеждая свою хозяйку погрузиться в спасительную темноту и отключиться от мира и этого бесконечного отвратительного дня.
Еще пару часов назад я твердо решила, что завтра утром никуда не пойду и останусь в лагере. Плевать на волков. Плевать на Ивана. Я пришла сюда с Максимом и Кощеем, вместе с ними и уйду обратно. Версия Колобка о смерти друзей уже не рассматривалась, и, если бы недавно заснувший хлебушек, ни дай Бог, решил бы снова ее озвучить, то у меня точно стало бы на одного дрожжевого друга меньше.
Усталая дрема понемногу накрывала своим теплым крылом. Граница между реальностью и сном постепенно пропадала, а громкое уханье все того же филина, подлетевшего еще ближе к нашей палатке, теперь раздавалось где-то на периферии сознания. Перед мысленным взором по-прежнему мелькали улыбающиеся лица ушедших в разведку друзей, а по щекам все-таки прокатилась пара скудных слезинок. Рядом сонно всхрапнул Стёпка, а я окончательно провалилась в сон. Правда, ненадолго.
Прошло минут двадцать моего пребывания в беспокойно сонной неге, когда все тот же филин, неожиданно, оглушающе ухнул прямо рядом с нами и, громко хлопая огромными крыльями, удалился прочь. Этот звук оказался слишком громким и заставил проснуться не только меня, но и поваренка с Колобком. Мы трое резко подскочили, недоуменно хлопая глазами.
— Что это
