Еще бы, на драконе, в такую даль! На артефакт посмотрел! Каждый мужчина — все равно мальчишка. А Ардай, видно, уломал кого-то из своих, чтобы отвез, а сам полетел с Дином, в человеческом облике. И Шалу не привлекали, она бы, наверное, могла отправить порталом.
— И что там со знахаркой?
— Ее действительно очень трудно понять! — Дин рассмеялся. — Но все равно можно. Из ее слов следует, что только я могу забрать тебя отсюда. Для нас откроется Дверь в башне из света. И она откроется, когда мы захотим. Чтобы найти башню, нужно идти точно на закат от того места, где я вышел здесь.
Выслушав эту ахинею, я изумилась.
— Башня из света?! А ты уверен, что правильно понял? И кто откроет дверь?
— Понял я правильно. Я дверь откроешь ты. Кстати, она еще сказала, что знает тебя, и ждет, что ты снова придешь, иначе так и не найдешь себя до конца.
Последние слова я пропустила мимо ушей, потому что услышала главное: Дверь должна открыть я!
Ничего ж себе. Просто нет слов.
— А ты это моему отцу рассказал? — Дин кивнул. — И что он?..
— Любимая. То, что он сказал, женам не повторяют.
Вот, у отца слова нашлись. И, кажется, я очень его понимала.
Мой муж ждал, и я кивнула:
— Хорошо, поняла. Будем искать башню из света.
И еще подумала, что надо, не откладывая, заняться приобретением документов для Дина. Что да как для этого нужно делать — я пока не имела понятия, но дядя Гоша, наверное, его имеет. А башню из света мы можем искать долго, если не очень-очень долго…
Как-то вечером я принесла в больницу Сережку. Знала, как Дин этого ждет. Он не решался настаивать, потому что, мне казалось, не слишком уверенно чувствовал себя в этой непривычной, чужой обстановке моего мира, посреди больничного кафеля и множества непонятных устройств, под любопытными взглядами и персонала, и пациентов, которые уже раскусили, что он не такой, и под напряженным, не слишком доброжелательным — моей мамы. Сначала он даже вообразил, что мама тут вообще главное лицо, "царь и бог" больницы, и удивился, когда я объяснила, что это совсем не так. Он не то чтобы робел, но явно не хотел ничему навредить, осторожничал, приглядывался. И он очень хотел увидеть, наконец, сына.
Удачно получилось, что в палате почти никого не было, лишь один мужичок в пижаме на крайней койке читал газету. При виде меня с Сережкой на руках он заулыбался:
— О, большой человек пришел!
Я, как всегда, бодро поздоровалась и остановилась, потому что взгляд Дина поймал и не пускал, меня как будто окатило ласковой теплой волной. Он быстро встал, подошел и мягко забрал у меня Сережку. И тот, обычно напряженный и плаксивый при чужих, не испугался и не заплакал, хотя смотрел серьезно.
— Наш сын. Сергур Алвист, сын Динейра и Лианты, первый принц Винеты! — Дин сиял.
Он отошел с Сережкой к окну, держа его уверенно, без всякого трепета и тихо заговорил с ним по-винетски, а мой малыш сначала серьезно разглядывал этого непонятного дядьку, который говорит тоже что-то непонятное, а потом вдруг заулыбался и легонько хлопнул его по лицу.
Познакомились.
Он — сын Динейра и Лианты. Именно, я — Лианта, и никуда теперь от этого не деться.
Осталось открыть Дверь в башне из света…
Дина освободили из больничного заточения почти через две недели после того, как он угодил под автомобиль. А в нашем мире он появился всего лишь за пару часов до этого. Мы оба ждали этого, я — с некоторым беспокойством, а его изводило вынужденное бездействие. Это было как… затишье перед бурей. Короткий промежуток, в течение которого ничего не происходит. И вот он закончился.
Дежурная медсестра вручила выписку мне, уточнила, кивнув на Дина:
— Он распишется? Или ты?..
Я быстро расписалась сама. Хотя, Дин, наверное, тоже смог бы изобразить свою подпись здешними буквами, я его научила. Он легко выучил кириллицу за день, в то время как я и в Андере путалась в винетском алфавите. Меня, правда, там не лечили в больнице…
Мама выглянула из ординаторской, кивнула нам, лишь мельком мазнув по Дину взглядом. По-моему, они оба чувствовали себя в присутствии друг друга одинаково скованно, если не сказать — боялись друг дружку.
— Я такси вызвала, — сказала я Дину внизу, — в смысле, машину, чтобы доехать.
О жизни здесь я ему тоже немало рассказывала, и фильмы приносила, на планшете. Каждый фильм приходилась подолгу объяснять, но этого следовало ожидать. И, кажется, до конца он некоторые вещи так и не понял — тоже, думаю, ничего страшного. Не все сразу.
— Не надо машину, — попросил Дин. — Мы можем пойти пешком?
— Можем, но это долго. Ты как себя чувствуешь?
— Отлично я себя чувствую. И осмотрюсь тут заодно, а то ведь не удалось пока.
— Хорошо, пойдем, — пожала я плечами, — когда дорогу переходить потребуется, будешь меня за руку держать, — это я как бы в шутку сказала, хотя и в самом деле намерена была крепко держать его за руку.
— Идет, — согласился он с улыбкой.
Я отпустила такси, оплатив вызов и ожидание, позвонила Кате, на которую оставила Сережку, и предупредила о задержке. И мы отправились пешком. Это удовольствие на час, если не спеша. Мы шли и читали все вывески, которые попадались, у Дина получалась не очень, я поправляла. Теперь мы поменялись местами, в Винете как раз я не умела ни читать, ни писать.
Какое-то время мы шли вдоль шоссе, по которому непрерывно тек потек машин, и хотя не сходили с тротуара, Дин сам крепко сжал мои пальцы. Он смотрел на машины, которые проносились мимо одна за другой, смотрел, смотрел… Я вдруг вспомнила совсем давнее: такой взгляд был у младшего из моих братьев, когда мы все вместе пришли в зоопарк, и он надолго застыл возле клетки с медведями.
— Ты их боишься? — спросила я тихонько.
— Что? А… нет, конечно, нет. Но я не могу доверять этим тварям… нет, чудовищам. Монстрам. Не знаю, как правильнее сказать.
— Они не монстры и не чудовища. Их сделали люди. Просто удобное средство передвижения.
Он усмехнулся.
— Я доверяю лошадям, рухам. Даже драконам! А это…
— Через неделю ты привыкнешь. Тебе даже понравится. Смотри! — я показала на небо, туда, где высоко-высоко плыл крошечный самолетик, оставляя за собой молочно-белый росчерк. — Это тоже машина. Просто машина. Здесь нет рухов и драконов, но летать-то хочется! — я улыбнулась.
— Они кажется демонским воплощением. Я понимаю все то, что ты говоришь, но — не доверяю.
— А им и не надо доверять.
