- Да остановись ты. Оглох что ли? Уже минут десять гонюсь за тобой!
С удивлением я рассматривал большой ком грязи, копошащийся у меня под ногами и отзывающийся ко мне чьим-то удивительно знакомым голосом, прилип он к моей ноге, не отпускал её, дёргал, и, после очередного его рывка, я, испытывая даже какое-то облегчение, бессильно плюхнулся в грязь:
- Да что с тобой, Женя? Ты догнал этого прохвоста, Мюнеца?
Ба! Да это же Анатолий Иванович. - догадался я - Начальник мой дорогой. - и такая тоска меня охватила, что заплакал я навзрыд, обняв его за голову, поливая её своими горючими слезами:
-Ах, Анатолий Иванович, Анатолий Иванович! - стонал я сквозь слёзы, всхлипывая: - Что мне Мюнец, что мне ваша кость, хоть большая, хоть малая! Тут жизнь моя оборвалась! - рыдал я, сидя в грязи и прижимая голову притихшего начальника к своей груди.
- Если бы вы её видели...Какая нежная..! Это мечта..! Большая мечта...! - захлёбываясь слезами, хрипел я: - И жизнь должна окончиться сразу после такой любви.
И вдруг с необычайной лёгкостью пришло решение, рывком я выпрямился, забыв об усталости, оглядываясь по сторонам в поисках подходящей ветки, а руки уже привычно расстёгивали пряжку ремня:
- Я сейчас повешусь! - заорал я не своим голосом: - Не нужна мне больше жизнь! Хватит! - напрягая все силы я попытался встать, но упал на четвереньки, что-то, вцепившись в меня мертвой тяжестью, не давало подняться. С удивлением я понял, это Анатолий Иванович, как клещ вцепился в меня.
- Мерзавец, вот мерзавец. - цедил он сквозь зубы: - Я тут в грязи валяюсь, а он с девками развлекается.
Это было так не справедливо! Так не справедливо..! У меня от возмущения аж дыхание перехватило - такую любовь, такую любовь! Назвать "развлечением с девкой".?! Холодное бешенство обуяло меня, молча, развернувшись, я со всей силы лягнул его в бок ногой.
Мы не долго барахтались в грязи, он почти сразу подмял меня, вконец обессилевшего, и хрипел в лицо, плюясь грязью:
- Одумайся, Женя, что ты делаешь? Ведь у меня семья, дети! А ты бросаешь меня на произвол... На смерть! Инвалида! Ради матери своей, отца...
Он заплакал и отпустил меня, усевшись рядом, и размазывая по лицу грязь и слёзы. С трудом приподнялся и я, сел, пытаясь его утешить. Жалко мне его стало до смерти - всё для него сделаю! И как я мог, скотина не благодарная, забыть об Анатолии Ивановиче. Есть у меня дело в жизни! Есть! Его спасу, а там... Не хотелось мне пока думать о будущем.
- Всё, Анатолий Иванович, честное пионерское... - и почему именно пионерское, мелькнуло, и я исправился: - То есть, извините, честное слово, пойду сейчас и найду Мюнеца!
Кряхтя, я поднялся из грязи, совсем уж мы перестали на неё обращать внимание, разве что совсем уж глаза или нос залепит. Анатолий Иванович поднял на меня лицо с промытыми по щекам дорожками от слёз:
- Евгений Денисович, Я убедительнейшим образом прошу вас помочь мне. - и столько тоски и отчаяния звучало в его просьбе: - Ведь случись такое с вами, я бы вас не бросил.
Услыхал я, уже отойдя от него.
- Анатолий Иванович, не грустите, принесу я кость, обязательно принесу! - с надрывом крикнул я ему в ответ.
Глава 9
И вновь, утопая по щиколотки в грязи, бреду я, смертельно утомлённый, цепляясь за ветви кустарника, неизвестно куда за большой берцовой...
Опять таки не знаю, долго ли коротко ли брёл я так, насилу переставляя натруженные ноги, часы ведь шли самым причудливым образом - то часовая стрелка металась, обгоняя секундную, то минутная вдруг уже двигалась навстречу часовой... Понять, что со временем, было не возможно, хоть часы совсем выбрасывай.
Шлёпал я так, шлёпал, петляя среди густых зарослей кустарника, как вдруг наткнулся, обходя очередной куст, на покрытый бурыми ржавыми пятнами борт огромного чёрного от копоти танка. Ни чего не понимая, обошёл я вокруг него, заглянув, без особого любопытства, в развороченное чудовищным взрывом и теперь бесстыдно вскрытое для всеобщего обозрения обгорелое нутро его. Страшно было представить огромную мощь взрыва, потрясшего его внутренности, глядя на скомканную в гармошку рваные листы толстенной брони. Судьба несчастного экипажа сомнений не оставляла, после такого взрыва и останков не остаётся. Но давно уже, видно, это было, не гарь властвовала здесь, а тлен и ржавчина, глубоко въевшаяся в броню, источила она её кроваво-красной чешуёй.
И теперь только обратил я внимание на всю перепаханную бороздами гусеничных следов поверхность болота. Глубокие вмятины от танковых траков, петляя и сплетаясь, почти сплошь покрывали поверхность болота. Громоздились высокими валами вывернутые при поворотах пласты грязи... Видно страшный танковый бой кипел здесь когда-то... А вот и пушка, раздавленная, в немом вопле задрала из-за кустов свою ржавую станину вверх, утопив искорёженный ствол в грязи...
Заглядевшись на пушку, на валяющиеся вокруг неё позеленевшие сплющенные снарядные гильзы, я споткнулся и, скользя по грязи, упал, ощутив под рукой что-то округло-бугристое... Из-под руки на меня, оскалившись в щербатой ухмылке, смотрел чернотой пустых глазниц череп...
Особенно он меня не испугал и не удивил, скорее, вызвал брезгливое ощущение прикосновения к чему-то нечистому, но что-то в нём, сразу не замеченное, поразило меня своей неестественностью... Рожки, небольшие острые рожки чуть выше ушных отверстий. Чёрт - что ли? - удивлённый рассматривал я валяющийся в грязи рогатый череп. Тут этому удивляться не приходится, только чертей здесь только и не хватало.- подумал я, оглядываясь подозрительно по сторонам. Впрочем, и это меня не поразило, и я продолжил свой путь, всё чаще и чаще натыкаясь на груды разбитой боевой техники. Обгорелые танки, смятые под гусеницами пушки, опрокинутые броневики, черными корягами торчали из грязи ржавые стволы пулемётов и винтовок, сломанные штыки...Среди груды превращённого в металлолом оружия взгляд мой наткнулся на торчащую из грязи, нагло сверкающую свежей зеленью круглую банку - мина! Глаза невольно зашарили по грязи, в поисках подозрительных бугорков, но страха не было.
Протискиваясь сквозь гибкие ветви кустарников, начал я обходить огромный танк весь покрытый ржавыми потёками. Угрюмой глыбой застыл он, прижавшись к кустам, как вдруг внутри его раздался звонкий удар металла по металлу, и утробно выхаркнув тугую струю сизого дыма, остро пахнущего керосином, взревел он двигателем, оглушив меня, и, присев, как перед прыжком, рванулся с огромной скоростью прямо через кусты, разбрызгивая далеко в стороны грязь. Открыв от неожиданности
