— Ты все еще любишь его?
— Да.
Голос Оливии прозвучал тихо, но ее душа кричала.
— Тогда почему не борешься за свою любовь?
— Тебя это не касается! Это никого не касается, и никто не имеет права осуждать.
Оливия сжала кулаки, сдерживая негодование, а я ждала, пока она успокоится. Ей никто не мог помочь, кроме нее самой. В душевные переживания лучше не вмешиваться, чтобы еще больше не навредить.
— Извини за мой взрыв. Бесит, когда начинают упрекать или поучать по поводу Дона. Это наш обоюдный выбор, но многие не хотят понимать.
— Все нормально. Я не хотела тебя злить или вмешиваться. Ты права, это не мое дело.
Она оглянулась назад, нашла кого-то взглядом и сказала:
— Пора.
— Уже?
Я занервничала, все спокойствие в миг улетучилось.
— Я оставлю тебя, но главное не бойся. И думай о том, ради кого захотелось бы вернуться из любого места и времени, ради кого способна на жертвы. Это поможет удержать связь с реальностью. Микмак готовят к сэнтеко с детства, а твой разум не подготовлен и тело ослаблено.
Оливия улыбнулась на прощание и ушла, и, как только она скрылась в темноте, зазвучала музыка, а я еще раз оглядела присутствующих в поисках Мари, Алекса или Лерана, но не нашла их. К тихой мелодии присоединились мужские голоса, поющие заунывную песнь на непонятном для меня языке. Никто не подходил к нашему костру, ребята, сидящие вокруг огня, словно окаменели, уставившись на пламя. Я последовала их примеру: посмотрела на огонь и замерла.
Я старалась не зацикливаться на том, что происходило вокруг, сидеть смирно и смотреть перед собой, хотя на самом деле, нервничала, постоянно отвлекалась на посторонние звуки и, сама того не замечая, бегло осматривалась по сторонам. Время медленно перебирало струны своего хода, гипнотизируя остальных и раздражая меня. Я слышала музыку, пение, треск сгораемых веток, стук сердца, что-то еще, но не могла разобрать что именно, пока не уловила среди всего хаоса знакомый мужской голос с хрипотцой, напевающий старинную песню. А когда он замолчал, я испугалась и дернулась всем телом, собираясь встать, но чья-то рука легла на плечо и надавила, заставляя остаться на месте.
— Выпей.
Я обернулась и увидела рядом Алекса.
— Алекс, я…
— Успокойся.
Отвар был горьким и сладким одновременно, но приятным на вкус. Я отпила несколько глотков, немного успокоилась и допила остальное.
— Посмотри на меня.
И я снова обернулась; хотела улыбнуться, но так и не смогла.
— Алекс…?
— Не бойся. Я рядом. Закрой глаза.
Я послушалась. Жидкость приятно согрела изнутри, нервозность и страх утихали. Умолкли музыка и голоса. Ощущение легкости и спокойствия заполнило меня, как пустой сосуд. Воспоминания замелькали, словно немое кино прокручивающееся назад. Важные моменты, люди, улыбки, слезы, прикосновения. Время бежало вспять. На миг картинки воспоминаний утонули в темноте и вновь вынырнули из глубин памяти, но на этот раз они отличались, приобрели неузнаваемые очертания. Незнакомые лица, незнакомое место: вокруг лес; земля утоптана множеством человеческих ног и лошадиных копыт; маленькие дома, похожие на бунгало или юрты, в жизни таких не видела; люди в мешковатой одежде, детали из кожи, бахрома, разнообразие узорчатых рисунков, желтоватая кожа и смолянистого цвета волосы… И снова провал в пустоту. Душно. Вдох. Выдох. Дышать трудно. Сердце застучало ритмичнее, и звуки, внезапно вернувшись, оглушили. Я испугалась, закрыла уши ладонями и открыла глаза. Свет от костра слепил, а в огне образ мужчины — сероглазого оборотня. Он то улыбается, как при нашей первой встрече, когда сумерки скрывали детали, то злится, то заглядывает в душу. Ощущения от мелькающих в огне образов яркие, чувственные и всепоглощающие. Мужская рука на моей щиколотке, объятия, поцелуй в висок, смех — будоражащие мелочи, самые сладкие, из них состоит жизнь.
Меня клонит в сон, и отяжелевшие веки опускаются сами собой, но я борюсь: погружаюсь в темноту, затем нахожу в себе силы и прогоняю ее. Сопротивление слабеет, я сдаюсь и ложусь на шкуру. Последнее, что вижу — звездное небо над головой…
Время остановилось на миг, а затем ускорило свой бег. Послышался тихий стук, затем еще один и еще один. Прислушалась. Сердце? Да. Это мое сердце так бешено бьется. Все быстрее и чаще, ритм ускоряется, не давая покоя. И снова огонь, ночь, мерцающие звезды над головой, треск ломающейся ветки, шорох листьев. Я глубоко вдохнула, сырой поток проник в легкие, и приподнялась на локтях. Запахи: горящего дерева, пыли на шкурах, гниющей листвы, мокрой земли и звериный мускусный — самый выделяющийся из всех, принадлежит волкам. Мощные тела, покрытые шерстью, а в зрачках отблески адского пламени. Но мне не страшно. Я знаю, о чем они думают, чувствую трепет их нетерпения. Вечное движение жизни замерло, и часы вращали свой точный механизм в обратную сторону, отсчитывая назад в глубокое прошлое, когда люди были связаны с природой непоколебимыми узами и поклонялись не богам, а стихиям. Я часть стаи и слышу общий призыв к свободе. Тело заныло от предвкушения перед началом охоты, уши улавливают каждый шорох, а глаза видят во тьме лучше, чем при дневном свете.
Я разглядывала каждого волка, желая навсегда запомнить их образы. Они всматривались друг в друга, переминаясь с лапы на лапу, словно чего-то ждали. И я тоже ждала. Ждала так долго, как могла. Желание почувствовать вкус свободы, сломать преграды, оно уничтожало воспоминания из прошлого. Я знала, чего все ждут — вожака! Стая ждала приказа, призыва уйти в ночь. Что-то в глубине меня трепетало, росло, рвалось наружу. Я хотела бунтовать, устала ждать, вглядываясь в горящие глаза волков. И решение было принято! Волки безропотно подчинились, и я не могла не оправдать ожидания.
— Аврора, остановись!
Я вздрогнула и разозлилась. Голос обжог, как удар хлыста. Он остановил, заставив разрываться между желанием уйти или остаться.
— Волчица, вернись. Я рядом, всегда буду рядом.
Боль и одиночество пронзили, как кинжалы, вонзающиеся в живую плоть. Образы волков тускнели, исчезали один за другим. Огонь уже не грел, я погружалась в темноту, хватаясь за голос, как за последнюю возможность выжить.
— Аврора, не смей уходить! Ты должна вернуться. Волчица, ты нужна мне!
Его слова — единственная причина, ради которой захотелось бороться с тьмой и вернуться в реальный мир. Я знала, кому принадлежит голос, знала всегда, хотя и сопротивлялась тому, что дар, основанный на связи оборотня и человека, — не вымысел, и нам придется подчиниться ему, если не хотим утонуть в зыбком одиночестве. Алекс занял прочное место в моей жизни, спасая от повседневности.
Очнувшись от странного сна, увидела его лицо, склоненное надо мной. Алекс — не иллюзия, созданная воображением; он рядом, сидит на голой земле, прижимая меня к себе, и убаюкивает, словно
