Наконец людей на улицах уже не стало видно; где-то, с разных сторон, стали перекликаться караульщики. Гулко постукивали палки по доскам, задребезжали трещотки.
Микитка плелся один по улице. Вдруг впереди путь ему загородила решетка. Черная тень выступила из снега, и хриплый голос пробасил:
— Эй, кто идет? Берегись, рубану!
Микитка опять бросился назад, попал в боковой переулок, вышел на площадь. Пройдя несколько шагов, он понял, что это не площадь, а засыпанная снегом река с темной полыньей посредине. С одной стороны глухо шумело колесо водяной мельницы и журчала где-то стекавшая вода.
Мальчик подошел ближе. Около крыльца стояло несколько розвальней с кулями. Маленькие заиндевевшие лошади стояли неподвижно, низко опустив головы. Микитка заметил в стороне распряженные сани с ворохом сена. Холод пробирал его, а в санях, казалось, так тихо и удобно укрыться от ветра. Осторожно забравшись в сани, Микитка зарылся в сено, свернулся калачиком и вскоре задремал под равномерный шум колеса мельницы и всплески падавшей воды.
ПОД ВОДЯНЫМ КОЛЕСОМ
Под утро плеск колеса и глухой грохот на мельнице затихли. Микитка очнулся от странной тишины… В чистом неподвижном воздухе прозвучал маленький колокол. Второй звонкий удар, третий, четвертый… Еще удары, потом все затихло. Послышались голоса совсем близко:
— Какой это колокол бьет? Поди, не церковный?
— Это хитрое часомерье[10].
— На государевом дворе ученый мастер соорудил хитрейшую затею. Царь ему за то мешок серебра отсыпал. Часомерье вертится и звенит, в колокол бьет и само размеряет и отстукивает часы дневные и ночные, а человека в нем не видать.
— А у нас на деревне пономарь зазвонит на колокольне — мы и знаем, что утро настало.
— А ежели проспит?
— Тогда за него петухи пропоют.
— Скоро и запрягать. Караульщики решетки отодвинут — тогда и поедем.
Голоса затихли, шаги проскрипели на крыльце, стукнула дверь на мельнице.
Микитка лежал в санях, боясь шевельнуться. Принесут мужики мешки с мукой — тогда его найдут. Добро, если только изругают, а то и побьют.
Осторожно выбрался мальчик из саней. В стороне раздался голос:
— Глянь-ка, Пахом! Кто-то в твоих санях шебаршит. Еще гужи срежет…
Послышался топот шагов. Микитка вскочил, ощупью проскользнул вокруг мельницы, спустился по скату к воде и нашел под сваями укромный уголок, не засыпанный снегом. Мужики сперва пошумели, потом угомонились.
Странный писк стал раздаваться около Микитки то в одном месте, то в другом. «Кто это? Крысы? Еще загрызут!» Микитка уже ясно слышал шорох множества невидимых зверьков, бегавших вокруг него.
Застывшему на морозе Микитке казалось, что утро наступает невыносимо медленно. Тучи на небе стали слегка розоветь. Мальчик, боясь пошевелиться, сжавшись в комок, продолжал сидеть на выступе между холодными сваями. Наконец он стал ясно различать, как отовсюду из щелей стены, среди щепок и мусора, показывались усатые мордочки с блестящими глазками. Большие серые крысы, стуча коготками по промерзшей земле, торопливо направились протоптанными тропочками вниз к воде.
Наверху, на мельнице, застучали подымаемые затворы, зашумела бежавшая подо льдом вода; медленно стало поворачиваться покрытое мшистой слизью старое, черное колесо, и все крысы понеслись обратно. Перескакивая одна через другую, они быстро скрылись в широких щелях мельничного подполья.
Стало совсем светло. На золотых крестах колоколен заиграли первые лучи солнца; с гамом закружились в небе стаи бесчисленных галок. Сани, нагруженные мешками с мукой, потянулись от мельницы; и рядом с маленькими лошадьми, покрытыми серебряным инеем, шагали возчики в рыжих полушубках и мохнатых шапках.
Микитка уж не чувствовал холода. Веки его слипались. Пестрые звездочки крутились перед полузакрытыми глазами. Удары бесчисленных колоколов гудели все сильнее. Ему казалось, что он, завернутый в мягкую, теплую шубу, сидит на коленях у матери и, припав к ее теплой груди, в дремоте слушает длинную сказку.
ПРОШКА СПОЛОХ, МЕДВЕЖАТНИК
В этот солнечный морозный день Прошка Сполох, поводырь медведей, сказочник и гусляр, проходил вдоль речки Неглинной, огибавшей красную кирпичную стену Кремля. Он вел за собой на цепи большого бурого медведя.
Сполох прошел вдоль большого Неглинного пруда, сдерживаемого плотиной. Сюда съехалось много саней с зерном, ожидая очереди нести кули для помола на мельницу. На дороге около просыпанного зерна ссорились черные галки.
Сполох подошел к возчикам:
— Эй, хозяева, родные, ненаглядные! Посмотрите, как дядя Прошка в обнимку с медведем борется…
В эту минуту сбоку налетела стая дворовых собак; надрываясь от лая, собаки набросились на медведя. Медведь сердито ревел, метался то вправо, то влево, собаки отлетали в сторону. Одна собачонка, видно, больно его куснула; Мишка с такой быстротой обернулся и хватил ее лапой, что собака покатилась вниз по косогору, прямо к воде. Медведь с ревом метнулся за ней и потащил за собой Сполоха. Собачонка, поджав хвост, понеслась со всех ног прочь, к своей подворотне.
Тут медведь, повернувшись, встал на задние лапы, обняв передними одну сваю, подпиравшую мельничный помост, и стал что-то обнюхивать. Сполох остановился и заметил на выступе между сваями застывшего, съежившегося мальчика.
— Кого это мне послал леший? Если жив, сделаю его сотоварищем моему Мишке.
Сполох осторожно снял беспомощное тело Микитки и посадил на мохнатую спину медведя.
— Держись крепче! — сказал он мальчику. — Со мной не пропадешь. Вижу: ты такой же, как и я, бездомный сынок крестьянский. Пойдем мы с тобой по базару, прямо на теплые воды к дяде Назару — сбитню горячего покушать, речей веселых послушать. Там мы разогреемся, как в знойный день, и встать-то нам будет лень! Вези-ка, Мишенька, мальца, получишь за это мясца!
Микитка в полусознании вцепился в бурый пушистый мех, а медведь, переваливаясь на косолапых коротких ногах, поплелся рядом с посвистывавшим поводырем.
НИКИТА ПРИСТУПАЕТ К ТРУДНОМУ ДЕЛУ
Вечер княжич Никита просидел в горнице Марьи Григорьевны, слушал песни и сказки сенных девушек, ел блины и пироги и не помнил, как его уложили спать на лавке.
Однако утром Никите не пришлось спать сколько вздумается, как он привык в родной усадьбе. Дядька Филатыч растолкал его:
— Борис Федорович к себе требуют! Подымайся! Сейчас!
— Ой, не пойду! — промычал Никита. — Спать охота!
Филатыч не уговаривал мальчика, как обычно, а встряхнул его и нарочито страшным голосом прохрипел:
— Ты оставь свои потягушеньки! Ты теперь в избе у царского опричника Бориса Федоровича Годунова! Тут шутить не любят и с тобой возиться не станут. Коли Борис Федорович приказал, так сейчас же беги явиться перед его светлые очи!
У Никиты сон разом прошел, и он без споров позволил Филатычу одеть его, умыть холодной водой над деревянной лоханью и расчесать волосы гребнем из рыбьего зуба[11]. Затем Филатыч быстро повел мальчика по лесенкам и крытым переходам в другую, смежную избу.
Они переступили высокий деревянный порог и вошли в комнату с узким длинным столом. По сторонам его, на скамьях, сидело несколько
