Вот если бы не оказалась девочкой благодаря неумелому бывшему, тогда бы да, тогда бы конечно – оставил… до утра еще кувыркаться со мной можно.
А так ясно, что каши со мной сегодня не сваришь. Нафига я ему тут сдалась со своими болями и кровищей?
– Я дома помоюсь… спасибо.
– Как пожелаешь, – сухо отреагировал он, подошел и снял с вешалки мое пальто. Потом свое. – Черт… – обнаружил, что все еще в одном белье и приказал. – Без меня чтоб не вздумала уходить. Сейчас оденусь и отвезу тебя.
Стараясь не сутулиться от придавившей меня смертной тоски, я присела на краешек трюмо, ожидая его.
Вот и все. То есть не все, конечно – вряд ли декан так просто оставит меня в покое. Но, по крайней мере, все ясно с тем, в какую сторону наши отношения идут. И даже если они и изменились после этой ночи, и вообще неоднозначны, совершенно понятно, что показывать он мне это не намерен. Наоборот, будет делать все, чтобы убедить меня (и себя) в обратном.
Потому что не нужно ему «вот это вот все». И без любви жизнь прекрасна.
– Поехали, – скомандовал Матвей, снова появившись в прихожей, уже полностью одетый.
Я подняла на него глаза… и на мгновение все мои печальки разбежались по углам. Даже рот открыла – до такой степени шли ему простые синие джинсы и серый свитер с треугольным вырезом.
Одуреть! Лет на десять помолодел, ей богу!
– На лекции только так не одевайся, – посоветовала ему, вставая и шумно проглатывая слюну.
Он усмехнулся.
– А то что? От ревности замучаешься? – и подобрал с полочки ключи.
От их бряканья я снова поникла – забыла ведь, что меня домой везут! Потом встряхнулась и развела гордо плечи – нечего тут раскисать и показывать, какая ты вся из себя тряпка.
Тем более сама все и замутила. Лежала бы сейчас в ванне и расслаблялась… Так нет же – надо было повыпендриваться, норов показать…
Дверь передо мной раскрылась, я шагнула к выходу…
– Ох дура… – декан развернул меня, закрывая за моей спиной дверь.
Сердце заколотилось – да так сильно, что я руку к груди подняла, чтоб не выскочило.
– Почему… дура?
Он навис надо мной, уперев обе руки в дверь за моей головой. Чуть склонил голову, глядя на меня так, будто пытался понять - залезть мне в голову, в самый мозг. И спросил.
– Ты серьезно? Серьезно вот сейчас домой собралась?
Глава 22
– Это эпиляция?
– Да нет, просто побрилась…
– Хм… Не колется… – согнутая в колене нога немного поелозила между моих, раздвигая их.
– Это хорошо или плохо? – я сжала ноги обратно, плеснув вверх пенной водой.
– Это… странно. Будто ты препубертатная девочка, а я старый педофил…
– Мне девятнадцать… Кстати, а тебе сколько?
– А на сколько выгляжу?
Колено отодвинулось, и я увидела его лицо в дымке легкого пара, поднимающегося от ванны. Охренительное зрелище, прям ни к чему не придерешься…
Особенно, когда вот эдак бровь выгибает. И как только он умудряется даже такой простой жест сделать сексуальным?
Я наморщила нос – вроде как раздумываю.
– Пятьдесят… четыре?
Уже обе брови взлетели вверх, глаза расширились, тело напряглось… А потом разом все расслабилось и брови вернулись на место. Ну слава те, господи, сообразил, что я шучу.
– Нет, мне реально интересно, на сколько лет я выгляжу в глазах вчерашнего подростка.
– Комплексы среднего возраста, профессор?
– Они самые. Давай, жги. Не жалей меня.
Тогда я всерьез задумалась. Конечно, умом понимала, что никак ему не может быть меньше тридцати пяти, если брать в расчет все его достижения. Мальчики-миллионеры ведь бывают только если им папа наследство подарил…
Не говоря уже про прочие заслуги – один только заграничный PhD чего стоит – это ж пять-шесть лет минимум сверх нашего высшего… Плюс магистр – еще пару лет…
Но глаза, хоть убей, видели молодого мужчину, и жалость тут не причем.
– Тридцать, – твердо ответила я, рискуя, что меня сочтут подлизой.
Донской расплылся в довольной улыбке.
– Ишь ты… Тридцать… – и потянулся к приставленной к ванне бутылке с шампанским. – Думаю, надо за это выпить…
– За что? – не поняла я. – У тебя день рожденья?
– День рождения у меня в июне. А вот за то, что ты мне десятку скинула… за это имеет смысл открыть шампанское. Таблетку точно пить не будешь?
Я машинально мотнула головой – боль уже почти прошла – и только тогда поняла, что он сказал.
– Как десятку?! Тебе что… сорок?!
Он ухмыльнулся, разматывая на горлышке шампанского … и слегка его встряхивая.
– Сорок один через три месяца. Уши закрой…
– Охренеть…
Ошеломленная, уши закрыть я не успела, и хлопок выбитой из бутылки пробки успел меня испугать и слегка оглушить. Подпрыгнув, я дернулась вверх, потом по инерции съехала вниз… и с размаху влепилась в его согнутую в колене ногу. Прямо тем местом, которое так нещадно разодрали всего лишь полчаса назад.
– Ой-ё-ёй… – захныкала, пытаясь отлезть.
– Что? Опять болит? – он мгновенно отставил шампанское, поменял позу и подтянул меня к себе, укладывая сверху.
Однако идея пожалеть меня в такой позе была не самой лучшей, раз уж мы решили что на сегодня «все» – мой живот оказался плотно прижатым к его члену, уже крепнущему подо мной и сильно мешающему успокаиваться.
Вздохнув, я приподнялась на руках, выразительно глядя на уже почти созревшую эрекцию, всем своим видом показывающую, что трахнула б меня хоть в пупок.
– Сорок один, говорите вам, профессор?
– Сорок, Максимова, сорок. Сорок один только в ию…
Я решила, что самое время заткнуть ему рот поцелуем – потому что если он еще раз напомнит мне сегодня, что я лежу в ванне с сорокалетним мужиком, мне станет плохо.
А через пару секунд мне уже было на все плевать – до такой степени мастерски его губы умели заставить меня забыть обо всем на свете, включая собственное имя.
– Хочешь, я попробую… сверху? – оторвавшись от него наконец, спросила я, чуть задыхаясь.
– Не стоит… – пробормотал он между поцелуями в шею, заставляющими думать, что надо хоть попробовать... а вдруг обойдется… вдруг там волшебным образом все зажило. – Лучше так…
И сдвинув мои ноги вместе, аккуратно пристроился в ложбинке между ними – создавая весьма приятное скольжение вокруг всех нужных мест.
– Ммм… – прокомментировала я, нежась и прижимаясь к нему всем телом под слоем теплой воды.
Мы двигались медленно, можно даже сказать почти совсем не двигались – просто чуть бедрами толкались, постепенно ускоряясь и оглашая ванну все более громкими
