Вот уж чего мне совершенно не надо, так это становиться слугой премьер-министра!.
— Конечно честь. И возможность.
Однако для будущей карьеры все таки посоветовал идти в услужение ко мне.
— Я бы лучше за грифонами ухаживал…
Брякнула и только потом поняла, что сказала. Он же убъет меня!
Но Финор только расхохотался
— Это надо, такое ляпнуть!
Профессор, наконец, поднялся.
— Идем. Можешь считать меня грифоном. Главное мышами не корми.
Вот так вляпалась! Ой-ё-ёй! Камердинер! Это еще с меня за невольно подсмотренную слабость не спросили!
Мы прошествовали в покои сына вожака. Мило так. Ну, что у завкафедры эмпатики хороший вкус, это я уже поняла. А вот то, что он живет, по сути, в библиотеке, стало сюрпризом.
— За книгами я сам слежу, не волнуйся. Твоя забота — спальня да купальня. Ну и гардероб, конечно. Нет, все-таки ты до дрожи похож на Айлльва. Уверен, что ты не дух?
Финор кан Рута протянул руку и довольно бесцеремонно потрепал по щеке.
— Твоя комната смежна со спальней. Девочек не водить, спиртное не распивать. Мыться можешь в моей купальне. Если хочешь, заведи себе там шкафчик. Утром с тебя завтрак в постель и комплект чистой одежды. Днем порядок и чистота в покоях, возможно-мелкие поручения. Вечером — водные процедуры, теплая постель и тишина.
— Теплая постель?
— Ну да. Ты чего испугался-то?
— Нне испугался — соврала я.
— Нда? Ну ладно. Жалование твое будет составлять три золотых в месяц. Плюс премии, если заслужишь.
— Это очень щедро, благодарю.
Я в своем уме вообще? Какое жалование?! Бежать надо!
— Обязанностей не много, но выполняться они должны неукоснительно. За серьезные промахи я штрафую. За сознательное неповиновение — бью. Дважды повторенный промах — неповиновение. Дважды повторенное неповиновение — личное оскорбление. За личное оскорбление — дуэль. Вопросы есть?
— Может я лучше к грифонам?
— Это второй промах, Крри. — Финор легонько щелкнул меня по носу. — не дерзи.
— Простите, господин.
— Наказание получено, извинений не требуется. Я не монстр и не садист. И даже шутки иногда понимаю. За авансом завтра к бухгалтеру подойдешь а сейчас займись уборкой.
Притянув магией к себе одну из стоящих на полке книг, мой внезапно обретенный господин углубился в чтение.
Может, все не так уж и плохо? Продержусь неделю самцом — камердинером и назад, в Академию? Миран прикроет мой обман… а Риит кэр Миа пока в беглянках пусть числится. Да, так безопаснее всего. Хочешь что-то надежно спрятать — спрячь под носом ищущего.
Уборка была мне привычна, даже доставляла удовольствие. Я лихо кастовала заклинание росы, горячим паром очищая обивку мебели, с филигранной точностью управляла утюжком, разглаживая на кружеве малейшие складочки, благодаря полирующему заклинанию придала блеск сантехнике…
— Крри! — оторвал меня от наведения чистоты усталый голос.
— Бегу, господин! — я и правда прибежала.
— Куда торопишься? Не усердствуй так, надорвешься. Сядь.
Финор указал на стоящий неподалеку стул.
— Ты пишешь стихи?
— Стихи?
— Ну да. Влюбленные часто пишут стихи.
— Честно сказать, никогда…
— Не писал стихов?
— Не влюблялся
— Это печально. В столь юном возрасте влюбленность — естественное состояние жарптицы.
Я сидела на краешке стула, обескураженная происходящим. Болтать о любви с камердинером?
— Я в юности постоянно был в кого-нибудь влюблен. Столько стихов написал! Правда потом все сжег.
— Почему же?
— Да кому они нужны! Это лишь слова. А слова — всегда ложь. Посмотри вокруг! Столько сил мыслящие потратили, выводя буковки на бумаге, а что в результате? Каждый понимает текст как придется. Додумывает что-то свое, переиначивает, перевирает….
— Вы считаете, что книги не нужны?
— Я считаю, что мыслящие говорят на миллионах разных языков. Не понимают друг друга.
Я говорю одно, ты слышишь совсем другое… получаются обиды и вражда.
Как спать хочется!
— Постелить вам?
— Ммм… пожалуй. Но сначала наполни ванну.
Хлопоча в купальне, внутренне ликовала. Неужели наконец повезло, и прапажа моей скромной персоны останется сегодня не замеченой?
— Готово?
Прошептал над самым ухом бархатистый голос.
Я вздрогнула, уронила кувшин. Хорошо хоть, пустой.
— Растяпа — мягко упрекнул профессор и, взяв за плечи, развернул к себе лицом.
— Потом достанешь. Раздень меня.
Нет, я конечно понимала, что в обязанности камердинера входит помощь с костюмом, но…
Внезапно ослабевшими пальцами я принялась расстегивать пуговицы бархатного камзола.
— Ты что, стесняешься? Крри, птенчик мой, я самцами не интересуюсь. Даже такими хорошенькими.
Знакомым жестом Финор заложил руки за спину, чем смутил меня еще сильнее.
Воспоминания о совместном чаепитии некстати взбудоражили кровь.
Кое-как справившись с камзолом, принялась за рубашку. Тут пуговиц было не в пример боьше. Маленькие, перламутровые, они сопротивлялись расстегиванию так, будто от этого зависела их жизнь. Когда я воевала уже с предпоследней мятежницей, застегивающей рубашку где-то на уровне пупка, насмешливый голос над моей склоненной головой произнес:
— Обычно я снимаю через верх. Но ценю твои старания.
Вот ведь!
Рубаха была аккуратно повешена на спинку стула, прямо на камзол, и я столкнулась с тем, о чем старалась даже не думать. С необходимостью снимать с профессора штаны.
— У тебя спина не заболит, в наклонку стоять? Присядь.
Сильные руки надавили мне на плечи, принуждая опуститься на корточки.
Не больно-то устойчивая поза. Пришлось встать на одно колено.
— Ну, чего замер?
— Вы не могли бы сами снять…
— Штаны? Могу, конечно. Еще в годик научился. Только тогда за что я тебе жалование плачу?
Закусив губу, я протянула дрожжащие руки к инкрустированной рубинами пряжке. Щеки пылали, кровь стучала в висках. Как же расстегивается эта адская застежка?!
— Еще минута такой возни, и придется значительно расширять круг твоих обязанностей. И моих предпочтений. — отводя мои руки от ремня, насмешливо проговорил профессор. — брысь!
Одним движением скинув остатки одежды и швырнув их мне, Финор запрыгнул в ванну, блаженно вздохнул и прикрыл глаза.
Я незаметно переведа дух. Самец не обращая на меня ни малейшего внимания, наслаждался горячей водой. Лицо его расслабилось, глубокие складочки, залегшие вокруг губ, разгладились. Грудь мерно вздымалась, то поднимая из воды то вновь в нее погружая две подвески с голубыми кристаллами. Одну выполненную в золоте, другую в серебре. Кристаллы эмпатической передачи, или, по простому, Сердца жарптиц.
Больший из кристалов, обрамленный в золото, был удивительно насыщенного, почти синего цвета. Он сиял, роняя на стены купальни отраженный от множества граней свет. Второй, меньший по размеру, сверкал не столь ярко, но цвет имел более нежный. А еще он светился мягким серебристым светом.
— Дыру на мне не просмотри!
Я оторвала взгляд от созерцания кристаллов, опустила голову.
— Простите.
— Камни у меня и правда красивые. Тебе какой больше понравился?
— Они оба великолепны, господин. Больший вызывает восхищение и трепет, меньший — умиление и радость.
— Ясно — отчего-то нахмурился профессор.
Я закончил.
Сполоснувшись после ванны, Финор завернулся в весьма грубо выхвачнное из моих рук полотенце.
— Постель расстелена?
— Одну, секунду, сейчас все будет готово!
— То есть ты пялился на меня, вместо того, чтобы работать? Я правильно понимаю?
Это была чистая правда. Все сорок минут, что профессор принимал ванну, я не могла отвести от него взгляд. И, признаться, любовалась я не только самоцветами. Тело самца, ставшего волей случая моим
