– И кто тут у нас буянит? – я уже давно перестал пытаться не выходить из образа местного, понимая, что все равно буду выделяться. – А, вот ты где.
Я шел рядом с телегой, держась за ее борт и внимательно смотрел на скулившего через зубы танкиста. «Б…ь, как же он обгорел! Как в том фильме. Как там его? Э-э… “Белый тигр”, во!». На его лице, голове, открытой части груди и руках места живого не было – одна запекшая корка плоти. Вдобавок бедолага еще открыл глаза и эти белки с сочившимися слезами с болью уставились на меня.
– …ли, браток, – из черного провала, который с большим трудом можно было назвать ртом, неожиданно для меня раздался полубормотание, полустон. – Не могу больше… – а слезы его, прозрачные-прозрачные, медленно текли по бугристой черной коже, видневшейся вдоль бинтов. – Пристрели.
«Все, амбец! От таких взглядов я скоро и сам точно дуба дам!.. Бляха-муха, его надо наркотой от пяток и до самых бровей обкалывать! Как у него еще сердце только тянет. Такого просто обезболить вряд ли получится…»
– Вижу, худо тебе, земляк, – слезы у того текли рекой. – Ничего, ничего… Поскрипи зубами, порычи, все легче станет. А я тут тебе кое-что нажму… Сейчас… Чуть голову на бок, вот…
«А вот здесь, кажется, его не сильно задело. Кожа вроде здоровая. Значит, попробуем». Слава богу, пальцы подростка обладали просто сверхъестественной чувствительностью. Я сразу же нащупал характерную впадинку чуть ниже уха танкиста, где располагалось одна из главных точек Золотого меридиана Ши-Чи. Если в этом месте нажать со всей силы, то человека можно было запросто отправить на тот свет. А вот несколько ритмичных касаний вполсилы давали совершенно иной эффект – они поднимали сильную эйфорическую волну, лихо прокатывающуюся по всему организму. «Главное, не ошибиться… Раз, еще раз, а потом еще раз… Четкий ритм. Чего там с ним? Дышит вроде. Ого-го, что это у нас такое? Улыбка, что ли…»
– Ха, братва, гляди-ка, лыбу давит! – приблатненный парнишка от удивления чуть не свалился с края телеги, где сидел словно молодой кочет на насесте. – Как это так? Вот малой дает! Нет, ты смотри! Скалится ведь танкист. Вы видите! Сестричка, ты видишь?
И я это видел. Обгоревший действительно робко улыбался, впервые за последние дни вздохнув совершенно спокойно, без дикой, отдающейся во всем теле боли. «Вроде пошла волна. Жаль только ненадолго все это, и скоро его снова скрутит. Вот, конечно, если он сам со своей башкой поработает. Как там у Норбекова или у Алиева, “сконцентрируйся на одной единственной мысли или слове”…» Я вспомнил о целой куче всяких психологических и околопсихологических приемов и упражнений, которые работали с резервами организма. Тонны этой литературы были мной перелопачены в период моего увлечения восточными учениями. Мне даже многое, очень многое, к моему несказанному удивлению, удавалось. Всякие психологические установки, якоря, мнемонические и гипнотические техники, все это в той или иной степени было мною съедено, переварено и в итоге усвоено. Вот сейчас я и хотел попробовать на этом страдальце кое-что из современного или древнего арсенала.
– Так… Попробуем, пожалуй, – пробормотал я и, остановив взгляд на девчонке с сумкой медика наперевес, с улыбкой подмигнул ей. – Народ, часы как медальончик есть у кого? Да не такие! Нет! – шедший рядом с телегой сам комиссар, давно уже приглядывавший за мной, начал было расстегивать с руки браслет своих часов. – Наручные не нужны, Ефим Моисеевич! Такие вот, на цепочке! Или, может, медальон какой есть у кого? А? На время! Нужно очень!
Часы? Что я, в самом деле? Какие у бойцов часы, да еще такие? Сейчас это самая настоящая редкость, которая есть не у каждого командира.
– Держи… те, Дмитрий Михайлович, – медсестричка, порыскав у себя на груди, протягивала мне небольшой золотистый медальончик с тоненьким шнурком. – Такой подойдет?
«А то! Самый размер!» Я кивнул, схватив шнурок. «Теперь надо торопиться, пока его снова боль не накрыла. Гипноз ведь такая штука, что не терпит сильных раздражителей».
– А теперь ша! – и таких словечек я уже набрался – время такое и люди такие. – Все молчите, не отвлекайте!
Медальон, сверкнув на солнце скругленными гранями, повис на шнурке прямо перед лицом танкиста.
– Земляк, ты как? Получше? Хорошо, хорошо, – тот вновь слабо улыбнулся, раздвигая запекшееся мясо губ. – Сейчас тебя еще подлатаем. Слышишь? Говорю, сейчас еще полегчает. Смотри сюда! Вот прямо на медальон. Смотри, как он блестит! Внимательно. Глаз от него не отрывай! Слышишь, жизнь твоя от него зависит, – нажал я на танкиста еще сильнее, увидев, как загорелись его глаза надеждой. – Давай, браток! Я начну медальон немного раскачивать, а ты следи за ним.
Судя по шороху за моей спиной, приблатненный парнишка подвинулся от возницы ко мне. Любопытный, зараза. За такой шпаной глаз да глаз нужен.
– Молодец. Смотри и слушай меня, – я попробовал, насколько это позволяло мое горло, понизить голос. – Слушай каждое слово, каждый звук, словно он самый родной для тебя. И нет для тебя ничего ближе его и важнее! В нем весь смысл твоей жизни.
Я впился в него глазами, уже не обращая внимания ни на кого вокруг – ни на перекосившееся лицо особиста, ни на огромные удивленные глаза медсестры, ни на прищуренный и подозрительный взгляд Фомина, ни на стекленеющие глаза парня за моей спиной. Сейчас передо мной, словно в тоннеле, было лишь одно – темное лицо раненого.
– Ты слышишь голос самого родного для тебя человека, самого близкого, самого важного. Ты ему абсолютно и полностью доверяешь. У тебя нет никаких сомнений и подозрений. Ты на сто процентов доверяешь мне, – продолжал говорить я.
«Все! Контакт есть!» Танкист стал реже моргать. Взгляд его окончательно остекленел. В этот момент сзади меня кто-то с грохотом свалился с телеги. Походу, парнишка за моей спиной оказался слишком уж гипнабельным – промелькнуло у меня где-то на периферии сознания.
– Сейчас я до считаю до десяти, и тебе станет абсолютно легко и спокойно. У тебя не будет никакого страха и боли. Тебе будет очень спокойно. Ты станешь камнем! Большим, темным, холодным камнем, который ничего не боится! Ни огня, ни холода, ни пули! Один… Два… Тебе становится все легче и легче. Тревоги и страхи уходят от тебя. Три… Четыре… Твои руки, ноги, тело тяжелеют. Они становятся плотнее, сильнее. Пять… Шесть… Семь… Ты похож на камень. Твоя кожа похожа на камень. Твои нервы и воля похожи на камень… Восемь… Девять… Ты тяжелый,
