«Совсем скоро узнаем», ответная мысль несла в себе успокоение. Она точно укрыла собой сознание Йолинь, заставляя почувствовать себя в безопасности. Девушка почувствовала, как приятное тепло растекается по её телу, веки вдруг стали тяжелыми и даже не успев толком понять, как именно, Йолинь провалилась в глубокий безмятежный сон.
— Тебе стоит отдохнуть, — прошептала Дайли, поднимаясь с постели, на которой они всё это время просидели, и направляясь к выходу.
Она чувствовала, что в таком взвинченном состоянии, Йолинь вряд ли уснёт, а всё же завтра им предстоял весьма непростой день.
* * *Слой за слоем нежный шелк обнимает в тугие объятия чувствительную кожу. Нижнее кимоно, верхнее кимоно, широкий тяжелый пояс, точно повязка, которую накладывают войнам, что сломали в сражениях ребра. Волосы так туго стянуты, что хочется просто выть в голос от боли, но она молчит. Эта боль всего лишь часть её существования. Она давно перестала терпеть её, тратя на это выдержку и волю. Просто научилась жить с ней, принимая её. Отражение в зеркале такое же покорное, как и она. Красивая фарфоровая кукла с белоснежной кожей и ярко алыми губами. Она стоит, широко разведя руки в стороны, позволяя сгорбленным фигурам в темно-синих кимоно, украшать её, словно она — это дерево желаний в первый день весны. Они приносят всё новые и новые украшения, втыкая ей их в волосы, вешая на шею, надевая на пальцы и предплечья. Ей нечем дышать, но она дышит, кажется, дышит только благодаря взгляду той, что смотрит на неё из отражения в огромном зеркале. Пока стоит та, что смотрит на неё в ответ — выстоит и она.
Не сразу Йолинь понимает, что позади неё находится ещё кто-то. И этого "кого-то" в этом месте просто не может быть. Высокий мужчина, в темной одежде, с длинными черными волосами, по-хозяйски кладет руки на талию той, что замерла в отражении, притягивая её к своей груди. Но она не ощущает ни чьих рук на своем теле, а вот её отражение так покорно откидывает голову на грудь мужчине. Его широкие ладони начинают свое путешествие по её телу, бесстыдно оглаживают грудь, ложатся на шею, заставляя поднять голову, как раз в тот момент, когда он склоняется к её губам. Он готов поцеловать её, а та, что в зеркале, ждёт этого не меньше, чем мужчина, чьи ласки она столь откровенно готова принимать. Но, когда его губы замирают всего в миллиметре от её, он неожиданно вскидывает голову, чтобы посмотреть на Йолинь…на ту Йолинь, что, кажется, застыла по другую сторону отражения? Или стала пленником этого самого отражения?!
Она испуганно вскидывает руки, чтобы попытаться хоть как-то противостоять тому, чьи зелёные глаза с насмешкой смотрят на неё, когда её ладони упираются в ледяную гладь стекла.
— Ты нужна мне, — говорит мужчина, смотря прямо на неё.
Она не слышит ни звука, что он произносит, просто каким-то чудом понимает это.
— Нужна такой, — улыбается Ингвер, склоняясь к губам той, что находится по другую сторону зеркала и начинает поцелуй.
Он откровенно ласкает её, а та, другая, отвечает ему, бесстыдно принимая его прикосновения. В бессмысленной попытке докричаться, достучаться, остановить происходящее, она изо всех сил бьет по невидимой преграде, кричит, но все звуки исчезают, так и не покинув её горла. Словно мир растворился в глубинах океана, а она вдруг оказалась пленницей в непроницаемой стеклянной коробке, где ничто и никто не сможет помочь ей, услышать её…
Она вынырнула из сна, жадно хватая ртом воздух. Казалось, ещё немного и она задохнётся. Сердце с шумом билось о рёбра, оглушая её. Всё тело свело судорогой, и она не сразу смогла понять, где сейчас находится. Кое-как заставив себя разомкнуть пальцы и отпустить скомканную простынь, она буквально съехала с кровати на пол, продолжая сотрясаться всем телом. Тут же её щеки коснулся влажный нос Суми. Он чуть ткнулся им ей в щёку, точно спрашивая, что не так? Йолинь лишь тогда смогла заставить себя, посмотреть на того, кто, судя по ощущениям, что исходили от него, разбудил её. Из последних сил, она обняла его за шею, и уткнулась лицом в густой мех.
— Кошмар, — прошептала она. — Всего лишь кошмар, — шмыгнула носом она. — Но, — невольно сощурившись от яркого света, что проникал сквозь занавески в комнату, отпрянула она. — Уже утро? А, где Рик? — встрепенулась она, словно предчувствуя, что всё не так просто, раз он не пришел этой ночью.
Наскоро переодевшись и стянув волосы в тугой узел, она опрометью бросилась вниз. Последние дни у неё было такое состояние, словно вот-вот может произойти нечто ужасное, и она ничего не сможет этим поделать. Слишком изматывающее ощущение собственной беспомощности. После того нечаянного видения Йолинь никак не могла успокоиться, всё прокручивая увиденное перед мысленным взором, пытаясь найти хоть какие-нибудь зацепки. Подобные нервные состояния были ей несвойственны. Да, она могла долго и глубоко переживать собственную боль или неурядицы, но при этом она никогда в жизни не теряла самообладания. Разум и сердце не касались друг друга. В её прежнем мире это было непозволительно. Сейчас же, ей было так страшно, что казалось ещё немного, и она падет в самую позорную из возможных истерик. Да, мало кто смог бы понять, как можно накручивать себя до такой степени из-за одного видения и сна, но для Йолинь всё, что было увидено не казалось плодом её воображения. Она знала и чувствовала, что всё это правда, и если ничего не предпринять, то Грозовой Перевал ждут огромные потрясения и жертвы. Сколько всего Властителей по соотношению с тем количеством виргов, которых она видела во сне и в тот день, когда нашла Рика? Что они фактически могут противопоставить нечувствительным к магии полуразумным тварям? Мечи? Это никуда не годилось. И, осознание возможных последствий, жертв, вымораживало всё внутри. Ингвер проявил свою заинтересованность в ней. Она чувствовала и понимала, что это не просто слова. Ведь, если так подумать, то все его эксперименты изначально были направлены на то, чтобы наделить долгожительством именно женщин. Казалось бы, благие намеренья, которые привели Север к демографической катастрофе. И, вот, он видит её, женщину-властителя, ожившую мечту всей его жизни и кто знает, о чем он продолжает мечтать в посмертии, превратившись не то в живого мертвеца, не то ещё во что-то, чему пока нет определения. Она была практически уверена, что она стала одной из целей остатков его разума. Если бы она
