Тень протянула ко мне руку с длинными изящными пальцами, по которым стекали капли крови и струилась тьма. Я закрыла глаза, ощутив легкое прикосновение к своей щеке.
– Может, и так, – согласился второй голос с первым. – Но я могу попробовать.
С тихим шипением существо из тени рассыпалось на несколько клочков тьмы и исчезло.
Я стояла на месте, слишком ошарашенная, чтобы пошевелиться, пока охвативший тело ужас не уменьшился до небольшого комка в горле. Это просто игра воображения, а не реальность. Темные альвы умели играть с сознанием людей, сводя их с ума видениями и образами.
«Ты ищешь знания, – прошептал призрачный голос, и я вздрогнула, почувствовав чужое присутствие в голове, а по телу пробежал холодок. – Сделай разумный выбор». За спиной послышался смех играющего ребенка, тени закрутились и начали сгущаться, пока не скрыли из виду темные тоннели. Затем пространство взорвалось светом, таким ослепительным, что мне пришлось заслонить глаза руками, чтобы уберечь зрение. Сияние было намного ярче огня, ярче отражения солнечных лучей от покрытой снегом земли, и оно взывало ко мне, окликало по имени нежным материнским голосом. Я сделала шаг, другой, и, как только вошла внутрь свечения, вокруг поднялся вихрь.
Больше не было тьмы тоннелей, не было стекавшей по камням алой жидкости, не было мелькавших теней или голосов, бормотавших загадочные предупреждения. Передо мной расстилалось поле пшеницы, колосья колыхались на ветру, как морские волны, а запахи весны и тепла воскрешали давно похороненные воспоминания.
И солнце, о, какое же оно было яркое! Оно светило высоко в безоблачных небесах, согревая меня ласковыми лучами. Чтобы не пропустить ни капли, я запрокинула к нему лицо.
– Я знал, что ты никогда не изменишься.
Немедленно вскинув лук, я повернулась на голос. Мужчина передо мной улыбался, терпеливо ожидая, когда я справлюсь с изумлением. Я же никак не могла поверить увиденному. От глаз собеседника расходились лукавые морщинки, его растрепанные волосы цвета ночного неба завивались в точно такие же кудри, как у меня, а кустистая борода была на несколько оттенков темнее, чем загорелая смуглая кожа, которая почти сливалась с янтарным золотом колосьев пшеницы.
Я упивалась этим зрелищем, не в силах отвести глаз. Кем бы или чем бы ни был этот мужчина, он принял облик моего отца. Человека, который воспитал меня, доверил свою жизнь и сделал наследницей. Человека, которого я подвела. Я задыхалась от непролитых слез.
– День, когда ты родилась, – произнес он, – был самым счастливым в моей жизни. Не только потому, что ты выжила, но и потому, что наконец-то на свет появился ребенок, похожий на меня. Мой наследник. Ты была такой крохой, и все же из всех детей именно ты заняла в моем сердце первое место.
– Отец, – прошептала я. – Это действительно ты?
– Ты была такой отважной малышкой. – Мужчина улыбнулся мне. – Моя прекрасная девочка, моя младшая доченька.
Уронив лук на землю, я бросилась в объятия отца. Это был он. Мой папа. Мне было все равно, иллюзия передо мной или нет, я просто не могла сопротивляться соблазну. Запах древесной смолы и дыма, исходивший от отца, казался настоящим. Глубоко вдохнув родной аромат, я от всей души понадеялась, что он не выветрится, даже если остальное исчезнет. Папа коснулся ладонью моей щеки.
– Я знал, что ты никогда не изменишься. Тебе всегда нравилось ощущать тепло солнечных лучей.
Вглядываясь в его лицо, я страшилась заметить разочарование. Ведь я изменилась. Он не мог этого не видеть. Он семнадцать лет жил с мыслью, что однажды его дитя превратится в гоблина. Он это знал наверняка.
– В Пермафросте тоже есть солнце, но не такое, как у нас. Оно не греет. Я скучаю по теплу человеческого мира, – отозвалась я. – И по тебе тоже скучала.
Повисла долгая пауза. Прежде чем снова заговорить, отец положил руку мне на плечо и слегка его сжал.
– Есть способ все вернуть, – прошептал он, щекоча дыханием мое ухо. – Если ты готова последовать по этому пути.
– Что? – Сердце подпрыгнуло, в горле встал ком. – Но как? Что нужно сделать?
– Я знал, что ты захочешь вернуться, – улыбнулся он, четче обозначив гусиные лапки вокруг глаз, затем отпустил мое плечо и потянулся к мешочку, висевшему на ремне у пояса. Когда он протянул мне руку, на ладони лежал небольшой железный нож.
– Что… Что ты делаешь? – Я отступила на шаг назад.
– Разве ты не хочешь оказаться рядом со своей семьей? Рядом с нами? Неужели спустя сотню лет жизни среди них ты не соскучилась? – От холодности в голосе отца я отшатнулась.
– Конечно, я соскучилась по семье! Я думала о вас каждый день! – не сразу сумела выговорить я.
– Правда? – Он направил нож на меня, заставив отступить еще на пару шагов. – Или ты была слишком занята своим превращением в гоблина?
– Ты не имеешь права меня упрекать, – ответила я, и все тело сковало холодом, будто солнце и не светило в небе. – Когда ты собирался рассказать, что я родилась на границе двух миров? Когда ты планировал поведать о своей сделке, что в день восемнадцатилетия за мной явится гоблин и заберет из семьи?
– Я ожидал, что ты найдешь способ перехитрить его, как ты всегда делала, – выплюнул отец.
– Ты мне солгал! – воскликнула я. – Хоть и не напрямую, но утаил истину. Ты знал о моей судьбе и все равно отравлял сознание ненавистью к гоблинам.
– И все же не сумел предотвратить твоего превращения в их ручную собачонку! – прошипел он, презрительно сузив глаза. – Однако у тебя еще есть шанс искупить свою вину.
– Я не являюсь ручной собачонкой Сорена. – Я неосознанно сжала пальцы в кулаки. – Я сама принимаю решения и уж точно не обязана оправдываться перед тобой.
– Значит, ты окончательно потеряна. – Лицо папы потемнело, и он обвел рукой окрестности. – Неужели ты не помнишь, как бродила по пепелищу деревни? Это его рук дело. Он во всем виноват! Именно так его народ поступает с нашим.
– А разве люди хоть чем-то лучше? – Бурлившая в душе ярость достигла точки кипения. – Мы тоже совершаем набеги, крадем и захватываем пленников! Почему для нас это простительно, а для них нет?
– Потому что они монстры, Яннеке! Ты-то уж точно должна об этом знать – после всего, что они совершили.
Возле него один за другим начали появляться погибшие. Шесть красавиц-сестер с избитыми лицами и телами, покрытыми шрамами. Матушка, истекавшая кровью от раны в груди. Трое детей с раздробленными черепами. Практически разорванный пополам мужчина. Женщина, с головы которой свисал не до конца снятый скальп. Все они стояли молча, но горевшие яростью глаза ясно отражали их мысли.
Я спокойно встречала их взгляды. Они сколько угодно могли винить
