Ну, об этом-то Луна знала не понаслышке. Она собралась и проникла в воспоминания, надежно скрытые в душе Пожирательницы Печали.
Припадая на одну ногу, Сян шагнула вперед.
– А ведь все эти дети так и не погибли, – сказала она, и большой ее рот искривился в шальной ухмылке.
Пришелица отмахнулась.
– Не говори глупостей. Можно подумать, у них был выбор. Они умирали либо от голода, либо от жажды. Рано или поздно их съедали хищники. Как я и хотела.
Сян сделала еще шаг вперед и вгляделась в глаза высокой женщины, словно в длинный темный коридор в толще камня. Прищурилась.
– А вот и нет. Ты покрыла город туманом печали, но и тебя этот туман тоже ослепил. Мне было трудно заглянуть внутрь, но тебе не удавалось выглянуть наружу. Все эти годы я являлась прямо к тебе под дверь, а ты и не знала. Смешно, правда?
– Чушь, – бросила пришелица с низким горловым рычанием. – Чушь, ерунда. Если бы ты была рядом, я бы узнала.
– Нет, милая моя, ничего ты не узнала. И ты знать не знала, что случалось с детьми. Я каждый год приходила в вашу обитель печали, на самый краешек. Каждый год забирала ребенка и уносила на другой край леса, в Вольные города, и там находила ему любящих родителей. Кровные родители младенца горевали без нужды, и мне за это стыдно. А ты кормилась этой печалью. Но печали Антейна или Этины тебе не видать. Их ребенок останется жить с родителями, и будет расти, и вырастет отличным мальчишкой. Пока ты бегала по лесу, туман печали растаял. Жители Протектората познали свободу.
Сестра Игнация побледнела.
– Ты лжешь, – сказала она, но запнулась, почувствовав неладное. – Что со мной? – задыхаясь, выдавила она.
Луна сузила глаза. У пришелицы почти не оставалось магии – так, жалкие обрывки. Луна вгляделась глубже. И там, на месте сердца (если бы у Пожирательницы Печали могло быть сердце) таился крохотный шарик, твердый, блестящий, холодный. Это была жемчужина. Год за годом Пожирательница Печали окружала свое сердце высокими стенами, и сердце отвердевало, сияло холодным блеском и лишалось способности чувствовать. Вместе с ним Пожирательница огораживала и все прочее – воспоминания, надежду, любовь, бремя человеческих чувств. Луна сосредоточилась, и взгляд ее ринулся вперед, пронзая жемчужный блеск.
Пожирательница Печали обхватила голову.
– Кто-то тянет из меня магию. Это ты, старуха?
– Какую магию? – спросила безумица, становясь рядом с Сян и беря ее под руку, чтобы поддержать. Сестру Игнацию она одарила тяжелым взглядом. – Нет у тебя никакой магии. – Безумица обернулась к Сян: – Вечно она что-нибудь выдумает.
– Молчать, идиотка! Ты сама не знаешь, о чем говоришь!
Пришелица пошатнулась. Казалось, ноги ее вдруг стали сделаны из сырого теста.
– Когда я жила в замке, – сказала Сян, – ты каждую ночь приходила и кормилась печалью, которая сочилась из моей комнаты.
– Когда меня заперли в Башне, – сказала безумица, – ты ходила от камеры к камере в поисках печали. А когда я научилась запирать свою печаль внутри, прятать ее от тебя, ты рычала и выла.
– Ты лжешь, – рявкнула Пожирательница Печали. Но это была правда. Луна видела, какой нестерпимый голод снедал Пожирательницу Печали. Даже сейчас – даже сейчас! – она исступленно пыталась нащупать хотя бы кроху печали, чтобы заполнить бездонную пустоту в душе. – Ты ничего обо мне не знаешь!
Но Луна знала. Оком разума она видела, как в воздухе между ней и Пожирательницей Печали повисло сердце-жемчужина. Оно было сокрыто так долго, что, наверное, Пожирательница Печали сама позабыла о его существовании. Луна поворачивала жемчужину так и сяк, разглядывая покрывавшие ее щербинки и трещинки. Воспоминание. Любимый человек. Потеря. Прилив надежды. Пропасть отчаяния. Сколько чувств может вместить в себя одно-единственное сердце? Луна посмотрела на бабушку. На маму. На человека, который вышел на бой за жену и сына. «Бесконечное множество чувств, – подумала Луна. – Бесконечное, как вселенная». Весь свет, вся тьма, все бесконечное движение; все пространство и время, и пространство в пространстве, и время во времени. И она поняла: нет границ для сердца, и вместить оно может в себя все на свете.
«Как страшно, когда твои собственные воспоминания тебе неподвластны, – подумала Луна. – Уж это-то я знаю. Теперь знаю. Хочешь, я помогу тебе?»
Луна сконцентрировалась. Жемчужина треснула. Пожирательница Печали вытаращила глаза.
– Некоторые, – сказала Сян, – предпочитают власти любовь. Даже не некоторые, а почти все.
Луна сосредоточилась на трещине и взмахом левой руки вскрыла ее. И наружу хлынула печаль.
– Ах! – воскликнула Пожирательница Печали, прижимая руки к груди.
– А НУ СТОЙ! – раздался голос с небес.
Луна подняла голову, и крик ужаса застрял у нее в горле. Прямо над ней распахнул свои крылья огромный дракон. Он облетел стоящих еще и еще раз, сужая круги. Он дышал пламенем. И при этом выглядел странно знакомым.
– Фириан?
Сестра Игнация вцепилась ногтями в грудь. Ее печаль потекла на землю.
– Нет! Нет, нет, нет!
В глазах набухали тяжелые слезы. От рыданий прерывалось дыхание.
– Помнишь мою мать? – закричал дракон, похожий на Фириана. – Она погибла из-за тебя!
С этими словами дракон вошел в пике и с грохотом опустился на землю. В стороны брызнули фонтанчики камня.
– Моя мать, – бормотала Пожирательница Печали, не замечая нацелившегося на нее исполинского дракона. – Мать, отец, сестры и братья. Деревня, друзья. Их больше нет. Осталась только печаль. Печаль и память, память и печаль.
Дракон, похожий на Фириана, обхватил Пожирательницу Печали за пояс и приподнял над землей. Та повисла безвольно, как кукла.
– Я сожгу тебя заживо! – загрохотал дракон.
– ФИРИАН!
Это был Глерк. Он бежал вверх по склону, бежал так быстро, что Луна не поверила своим глазам.
– Фириан, отпусти ее сейчас же! Ты сам не знаешь, что творишь!
– Нет, знаю, – ответил Фириан. – Она плохая.
– Фириан, не надо! – закричала Луна, вцепившись в лапу дракона.
– Я скучаю по маме, – всхлипнул Фириан. – Знаешь, как мне ее не хватает? Пусть ведьма за все заплатит.
Глерк остановился и оказался высоким, как гора. Невозмутимым, как Топь. Он смотрел на Фириана, и в глазах его была вся любовь мира.
– Нет, Фириан. Это слишком простое решение. Посмотри глубже.
Фириан закрыл глаза, но Пожирательницу Печали не отпустил. Из-под опущенных век дракона текли огромные слезы. Падая, они оставляли на земле дымящиеся кляксы.
Луна вгляделась еще внимательнее, отбросив слои памяти, окутывавшие бывшее сердце, а ныне жемчужину. Увиденное поразило ее до глубины души.
– Она отгородилась от своей печали, – прошептала Луна. – Она спрятала ее и сдавила, и сдавливала все сильнее и сильнее. И
