– Здравствуй, Пожирательница Печали, – сказала Сян.
Глава 45, в которой Большущий Дракон принимает решение большущей важности
– Глерк!
– Тихо, Фириан! – отмахнулся Глерк. – Я слушаю!
Они видели, как Пожирательница Печали поднималась к скале, и от этого зрелища у Глерка кровь застыла в жилах.
«Пожирательница Печали! А ведь столько лет прошло!»
Она ничуть не изменилась. Что за дьявольский замысел гнал ее вперед?
– Ну Глерк!
– Никаких «ну»! Она не знает, что мы здесь. Устроим ей сюрприз!
Минуло много лет с тех пор, как Глерк в последний раз выходил на бой с врагом. Или устраивал сюрприз негодяю. Когда-то он отлично справлялся. Он мог биться пятью мечами одновременно – по одному в каждой руке, а пятый держал цепким кончиком хвоста, – и выглядел так грозно и непобедимо, что противники нередко сами бросали оружие и молили о перемирии. Это вполне устраивало Глерка, ибо он считал, что насилие, пусть оно порой и необходимо, не достойно цивилизованного существа. Он предпочитал улаживать ссоры с помощью доводов разума, с помощью красоты, поэзии и убеждения. Дух Глерка был сродни Топи – он стремился творить и сохранять жизнь. При мысли об этом он ощутил такой прилив тоски по Топи, что зашатался и едва не упал.
«Я спал. Я был убаюкан любовью к Сян. Я должен жить в мире, а я устранился. Я просидел в болоте сотни лет. Какой позор».
– ГЛЕРК!
Болотный кошмар поднял глаза. Фириан все-таки взлетел. Он все еще продолжал расти и за то время, что Глерк на него не смотрел, успел стать еще немного больше. И все-таки, несмотря на непрекращающийся рост, Фириан как-то исхитрился совладать с собственными крыльями и поднялся выше верхушек деревьев, намереваясь разведать обстановку.
– Там Луна, – крикнул он. – С ней какой-то дурацкий ворон. Ненавижу воронов. Все равно меня Луна любит больше.
– Ты не умеешь ненавидеть, Фириан, – поправил его Глерк. – Это не в твоей природе.
– А еще там Сян. Тетушка Сян! Ей плохо!
Глерк кивнул. Этого он и боялся. Что ж, она, по крайней мере, вернулась в человеческое обличье. Было бы куда хуже, если бы Сян так и осталась преображенной, не сумев произнести слова прощания.
– Что еще ты видишь, друг мой?
– Там какая-то тетя. Даже две. Одна ходит как тигр, а другая совсем не такая. У нее нет волос. И она любит Луну. Я отсюда вижу. А почему это она любит Луну? Это наша Луна!
– Действительно, почему? Но ты же помнишь, в Луне есть какая-то тайна. И в Сян была… прежде.
– Еще там дядя. И много птиц, они сидят на земле. По-моему, они тоже любят Луну. Прямо глаз с нее не сводят. А у Луны такое лицо, как будто она сейчас заругается.
Глерк кивнул массивной головой. Он закрыл один глаз, другой и обхватил себя всеми четырьмя могучими руками.
– Что ж, Фириан, – сказал он, – пора и нам кое с кем заругаться. Я беру на себя землю, ты – воздух, идет?
– А что мы будем делать?
– Ты был совсем маленький и ничего не запомнил, но все, что тогда случилось и отчего твоя мать бросилась в вулкан, произошло по вине той женщины, которая сейчас голодна и ищет добычу. Эта женщина – Пожирательница Печали. Она распространяет вокруг себя горе и сеет печаль; это наихудший из всех сортов магии. Это из-за нее ты лишился матери, а многие другие матери потеряли детей. Давай остановим ее. Пусть больше не сеет печаль.
Не дожидаясь окончания его речи, Фириан взмыл в ночное небо и помчался вперед, страшно крича и испуская языки пламени.
* * *– СЕСТРА Игнация? – растерянно произнес Антейн. – Вы? Здесь?
– Она нашла нас, – прошептала женщина с бумажными птицами.
«Нет, – подумала Луна, – не просто женщина. Моя мать. Эта женщина – моя мама». Поверить в это было невозможно, но в глубине души Луна знала: так оно и есть.
Сян повернулась к мужчине:
– Ты искал ведьму? Вот она, твоя ведьма, дружок. Как ты ее зовешь – сестра Игнация? – Сян скептически присмотрелась к пришелице. – Забавно. Я знала ее под другим именем. А когда была еще ребенком, звала ее просто Чудищем. Так она питалась печалью и горем Протектората вот уже… сколько? Лет пятьсот. Пресветлые звезды! Это пора внести в учебник истории. Ты, наверное, очень гордишься собой, да?
Пришелица оглядела присутствующих. На сжатых губах играла легкая улыбка. «Пожирательница Печали, – подумала Луна. – Какая гадость. И какая гадкая женщина».
– Так-так-так, – произнесла Пожирательница Печали. – Ба, да это малышка Сян! Подумать только, сколько прошло времени. Я гляжу, годы тебя не пощадили. Так ты по достоинству оценила мою маленькую ферму для выращивания печали? Отрадно слышать. В печали сокрыто столько силы. Жаль, твой драгоценный Зосимос никогда этого не понимал. Вот глупец. Глупость-то его, беднягу, и сгубила. И тебя сгубит, Сян. И очень скоро. Раз уж ты не захотела умереть сама много лет назад.
Вокруг пришелицы вихрем кружилась магия, но даже со своего места Луна видела, что в центре вихря царит пустота. Пожирательница была так же обессилена, как Сян. Ей негде было подкормиться печалью и восстановить силы.
Отпустив бабушкину руку, Луна шагнула вперед. Окутывавшие пришелицу пряди магии развернулись и, трепеща, поплыли к Луне, к ее толстому магическому кокону. Пришелица ничего не заметила.
– Зачем же ты, глупый мальчишка, устроил столько шума из-за какого-то младенца? – спросила пришелица.
Антейн попытался встать, но безумица положила руку ему на плечо и заставила сесть.
– Она хочет напитаться твоей печалью, – тихо произнесла безумица и закрыла глаза. – Гони печаль. Вместо того чтобы грустить, надейся. Не переставай надеяться.
Луна сделала еще шаг вперед. Еще толика магии высокой пришелицы покинула хозяйку и перетекла к девочке.
– Какая любопытная, – заметила Пожирательница Печали. – Знавала я когда-то одну такую любопытную девчонку. Давным-давно. Вопросы, вопросы без конца… Когда ее проглотил вулкан, я даже не пожалела.
– А он не проглотил, – хрипло выдохнула Сян.
– Да какая теперь разница, – фыркнула пришелица. – Ты на себя-то погляди. Старая развалина! Что ты такого совершила? Ровным счетом ничего! А про тебя рассказывают такие вещи! У тебя волосы дыбом встали бы, – она прищурилась, – если бы могли.
Безумица отодвинулась от Антейна и стала перемещаться поближе к Луне. Двигалась она неуверенно, медленно, словно во сне.
– Сестра Игнация! – сказал Антейн. – Как вы могли! Ведь в Протекторате вас считают гласом разума и оплотом учености! – Голос его упал. – Моего ребенка должны забрать старейшины. Моего сына. Моего и Этины – а ведь она была для вас как дочь! Если она лишится ребенка, то умрет.
Сестра Игнация раздувала ноздри. Лицо ее потемнело.
– Не смей произносить при мне это имя. После всего, что я для нее сделала!
– Какой-то уголок ее души остался человеческим, – прошептала
