Глерк подумал, что невозможно было хуже выбрать время, чтобы подрасти. Он был несправедлив.
– Прости, – сказал Фириан, сунулся в ближайший куст, и его обильно вырвало. – Ой, я там что-то, кажется, поджег.
Глерк покачал головой.
– Затопчи, если сможешь. А впрочем, когда у тебя под боком вулкан, одним пожаром больше, одним меньше – какая разница.
Фириан покачал головой и встопорщил крылья. Он попытался взмахнуть ими, но был еще слаб, и крылья не шелохнулись. Дракон чихнул, и на морде его проступило удивление.
– Я не могу взлететь.
– Полагаю, это временно, – заметил Глерк.
– Откуда ты знаешь? – спросил Фириан, изо всех сил стараясь говорить твердо, но все равно срываясь на хныканье.
Глерк посмотрел на приятеля. Тот рос уже медленнее, но все равно рос. Правда, теперь все части его тела увеличивались более-менее одновременно.
– Не знаю. Я просто надеюсь на лучшее. – И Глерк улыбнулся огромной зубастой пастью. – А ты, дорогой мой Фириан, из числа лучших, кого я знаю. Идем. Надо добраться до хребта. Скорее!
Они бегом миновали подлесок и полезли в гору.
* * *НИКОГДА в жизни безумице еще не было так хорошо. Солнце село. Луна еще только вставала над горизонтом. А женщина мчалась по лесу. Земля не внушала ей доверия – слишком много там было коварных ям, ловушек с кипящей грязью и бьющих паром провалов, угодив в которые можно было свариться заживо. Поэтому женщина выбрала иной путь и ловко, словно белка, перескакивала с ветки на ветку.
Старшая сестра шла по ее следам. Женщина чувствовала, как сжимаются и разжимаются мышцы преследовательницы. Видела внутренним взором, как мир вокруг Старшей сестры сливается в яркое пятно.
На толстой ветви дерева, названия которого она не знала, женщина на миг остановилась. Кора дерева была изборождена глубокими морщинами – наверное, в дождь по ним текут целые реки. Женщина вгляделась в сгущающуюся тьму и позволила своему взгляду растечься, вобрать в себя горы, ущелья, хребты и заглянуть за самый край света.
Вот! Голубой сполох и переливы серебра.
Вот! Зелень цвета лишайника.
Вот! Молодой мужчина, которому она когда-то причинила боль.
Вот! Какое-то чудище и при нем маленький зверек.
Гора застонала. Каждый новый ее стон становился все громче, все протяжнее. Пять веков назад гора пожрала силу, и теперь эта сила рвалась наружу.
– Мне нужны мои птицы, – сказала безумица, подняв лицо к небу. Сделав шаг, она оказалась на другом дереве. Еще шаг. Еще.
– МНЕ НУЖНЫ МОИ ПТИЦЫ! – выкрикнула она снова, перескакивая с ветки на ветку так легко, будто под ногами у нее расстилался поросший мягкой травой луг. Вот только ни один бегун не угнался бы за ней даже по лугу.
Она чувствовала, как магия башмаков наполняет ее кости. От света встающей луны это чувство становилось только сильнее.
– Я хочу найти дочь, – шепотом сказала она и побежала еще быстрее, не спуская глаз с голубого сполоха.
А за спиной у нее сгущался еще один звук – шорох тысяч бумажных крыльев.
* * *ВОРОН выбрался из капюшона, уцепился лапами за плечи Луны, раскрыл блестящие черные крылья и взлетел.
– Кар-р, – крикнул ворон. – Луна! – разнесся его крик.
И снова:
– Кар-р! Луна!
– Кар-р, кар-р, кар-р!
– Луна, Луна, Луна!
Подъем стал круче. Девочке приходилось цепляться за тщедушные деревца и свисающие сверху ветви. Если бы не это, она давно покатилась бы вниз. Лицо ее покраснело, она хватала ртом воздух.
– Кар-р, – сказал ворон. – Я поднимусь посмотрю, что вокруг.
Он понесся вперед, пронзая тени, к голой скале на самой вершине утеса, где возвышались, словно стражи горы, исполинские валуны.
Он увидел человека. Человек держал в руках ласточку. Ласточка билась, кричала и клевала человека.
– Тише, дружок! – успокаивающе сказал человек, завернул ласточку в какую-то тряпку и спрятал под плащ.
Затем человек крадучись подобрался к валуну, стоящему на краю утеса, и спрятался за ним.
– Что ж, – сказал он ласточке, которая все билась, пытаясь вырваться на волю, – значит, она приняла образ девочки. Но ведь даже тигр может надеть шкуру ягненка, но тигром от этого быть не перестанет.
И человек достал нож.
– Кар-р! – завопил ворон. – Луна!
– Кар-р!
– Беги!
Глава 42, В которой мир становится голубым с серебром и серебристым с голубым
Луна слышала крик ворона, но замедлить бег уже не могла. Лунный свет вливал в нее новые силы. «Голубое с серебром, серебристый с голубым», – отчего-то крутилось у нее в голове. Лунный свет был таким вкусным. Она собирала его руками и пила, пила, не в силах оторваться.
И с каждым глотком все яснее видела происходящее на вершине горы.
Зеленоватое сияние цвета лишайника.
Это была бабушка.
Перья.
Они тоже имели какое-то отношение к бабушке.
Человек со шрамами на лице. Луна откуда-то его знала, но откуда – не могла вспомнить.
У него были добрые глаза и добрая душа. В сердце он нес любовь. А в руке – нож.
* * *«ГОЛУБОЙ, – думала безумица, оставляя позади дерево за деревом. С ветки на ветку, с ветки на ветку. – Голубой, голубой, голубой, голубой». С каждым новым шагом магия башмаков пронизывала ее тело, словно молния.
– И серебро, – вслух запела безумица. – Голубое с серебром, серебристый с голубым.
С каждым шагом она становилась все ближе к девочке. Луна уже поднялась над горизонтом. Мир был залит ее светом. Лунный свет достигал каждой косточки и пронизывал тело безумицы от макушки до башмаков и обратно.
Шаг, шаг, шаг; прыжок, прыжок, прыжок; голубой, голубой, голубой. Сполох серебра. Опасное дитя. Пара заботливых рук. Чудище с огромной пастью и добрыми глазами. Крошечный дракончик. Ребенок пьет лунный свет.
Луна. Луна, Луна, Луна, Луна.
Ее дитя.
На вершине утеса возвышалась плоская голая скала. Женщина бежала к ней. Скалу стерегли валуны. За одним из них стоял человек. Сквозь его куртку в одном месте проступало зеленоватое сияние цвета лишайника. Должно быть, какая-нибудь магия, подумала безумица. В руках у человека был нож. А почти уже у вершины утеса, совсем рядом с человеком, полыхало голубое сияние.
Девочка.
Ее дочь.
Луна.
Она жива.
Человек занес нож. Его взгляд был прикован к девочке.
– Ведьма! – закричал он.
– Я не ведьма, – ответила та. – Я девочка. Меня зовут Луна.
– Неправда! – сказал человек. – Ты ведьма. Тебе тысяча лет. Ты убивала наших детей. – Он содрогнулся и сделал глубокий вдох. – И я убью тебя.
Человек прыгнул.
Девочка прыгнула.
Безумица прыгнула.
И мир наполнился шелестом птичьих крыльев.
Глава 43, в которой ведьма впервые творит настоящее заклинание
Вихрь ног и крыльев, локтей и когтей, клювов и бумаги. Бумажные птицы закружились вокруг людей по спирали, сжимая, сжимая, сжимая кольцо.
– Мои глаза! – закричал человек.
– Моя щека! – завизжала Луна.
– Мои башмаки! – застонала женщина. Луна не знала эту женщину.
– Кар-р! – завопил ворон. – Моя девочка! Прочь от моей девочки!
– Птицы! – ахнула Луна.
Она откатилась в сторону и встала на ноги. Бескрайняя стая бумажных
