Сжав ладони матери и бабушки, Луна почувствовала в костях незнакомое ощущение: биение тепла и света, которое исходило из самого сердца земли и волна за волной омывало небосвод. Магия. Звездный свет. Лунный свет. Воспоминания. Сколько любви было у нее в сердце! И эта любовь хлынула наружу. Неудержимо, как лава.
Гора задрожала. С неба упал огненный дождь. Тучи пепла заслонили солнце. Посреди огненного моря светились пузыри. Порывы ветра, огненные шквалы, пыльные вихри сотрясали их поверхность, но они держались. Луна стояла насмерть.
* * *ТРИ НЕДЕЛИ СПУСТЯ Антейн едва узнавал свой дом. Все вокруг было покрыто толстым слоем пепла. Улицы Протектората были усеяны обломками камня и упавшими деревьями. Ветер, прилетавший с гор, нес с собой вулканический пепел, и пепел лесного пожара, и пепел, происхождением которого никому не хотелось интересоваться, нес и разбрасывал свою ношу по улицам. Днем сквозь дымную пелену едва виднелся мутный круг солнца, а звезд и луны по ночам не было видно. Луна призвала дожди, которые омыли Протекторат, и лес, и то, что осталось от горы, и воздух немного очистился. И все же работы оставалось еще очень много.
Но какой бы беспорядок ни царил в городе, люди улыбались, и в глазах их была надежда. Совет старейшин в полном составе отправился в тюрьму, а новый Совет был избран общим голосованием. Имя Герланда стало ругательством. Вин взял на себя заботы о библиотеке Башни, и теперь туда мог прийти каждый. И наконец открылась Дорога, и жители Протектората впервые в жизни получили возможность отправиться в дальние страны. Впрочем, конечно, воспользовались этой возможностью немногие. По крайней мере, поначалу.
Центром этого вихря перемен была Этина – воплощенный разум и решимость с чашкой чаю в руках и с младенцем в перевязи. Антейн не отходил от жены и сына. «Я больше никогда вас не оставлю, – повторял он так тихо, что слышал только он сам. – Никогда, никогда, никогда».
* * *СЯН И ПОЖИРАТЕЛЬНИЦУ Печали поместили в больничное крыло Башни. Узнав, что творила сестра Игнация, люди потребовали было ее ареста, однако жизнь, которая и так оказалась удивительно долгой, покидала обеих женщин капля за каплей.
«Теперь – в любой день, – думала Сян. – В любой миг». Она не испытывала страха. Только любопытство. Что думала Пожирательница Печали – Сян не знала.
* * *ЭТИНА И АНТЕЙН поселили Луну и ее мать в детской комнате, заверив их, что Лукену она не нужна, да и они сами не готовы расстаться с сыном ни на миг.
Под рукой Этины комната превратилась в место исцеления и для матери, и для дочери. Мягкие покрывала. Плотные занавески, которые закрывались, когда солнечный свет становился нестерпимым. Красивые цветы в горшках. И бумага. Много бумаги (хотя можно было поклясться, что ее становилось все больше). Безумица полюбила рисовать. Иногда Луна ей помогала. Этина прописала обеим суп и целебные травы. И покой. И много-много любви. Всего этого у нее было в избытке.
Тем временем Луна решила узнать имя своей матери. Она ходила из дома в дом, расспрашивая тех, кто соглашался с ней поговорить, – правда, поначалу таких было немного. Жители Протектората не испытывали к ней той безусловной любви, к которой она так привыкла в Вольных городах. Честно говоря, поначалу это ее неприятно удивило.
«Наверное, придется привыкать», – сказала себе Луна.
Но однажды, после долгих дней поисков и расспросов она вернулась домой к ужину и опустилась на колени подле матери.
– Адара, – сказала Луна. Достав альбом, она показала матери рисунки, которые сделала еще до встречи с ней. Женщина на потолке. Ребенок у нее на руках. Башня и рука в окне. Ребенок в кругу деревьев. – Тебя зовут Адара. Если ты не можешь запомнить, это ничего. Я буду повторять это имя, и в конце концов ты его запомнишь. Твой разум метался во все концы света, чтобы отыскать меня, а мое сердце точно так же искало тебя. Смотри. Я даже нарисовала карту. «Она здесь, она здесь, она здесь». – Луна закрыла альбом и посмотрела в глаза Адаре. – Ты здесь, ты здесь, ты здесь. И я тоже здесь.
Адара ничего не сказала. Только положила ладонь в руку Луны. И несмело сжала пальцы.
* * *ЛУНА, ЭТИНА И АДАРА посетили бывшего главу Совета старейшин, ныне пребывавшего в заключении. У Адары начали отрастать волосы. Они вились вокруг лица крупными черными кольцами и оттеняли большие черные глаза.
При их появлении Герланд нахмурился.
– Надо было утопить тебя в реке, – скривившись, бросил он Луне. – Не думай, что я тебя не узнал. Ха! Вы, невыносимые дети, все время лезли в мои сны. Я знал, что ты погибла, но мне все снилось, что ты растешь.
– Мы все остались живы, – сказала Луна. – Никто не погиб. Наверное, об этом и были твои сны. Наверное, надо было тебе к ним прислушаться.
– Я тебя не слушаю, – был ответ.
Адара опустилась на пол подле старика и положила руку ему на колено.
– Новый Совет заявил, что ты будешь помилован, если принесешь свои извинения.
– Значит, сгнию здесь заживо, – огрызнулся бывший глава Совета. – Извиняться? Еще чего!
– Да ведь не важно, извинитесь вы или нет, – мягко произнесла Этина. – Я прощаю вас, дядя. Всем сердцем прощаю. И мой муж прощает. Если вы извинитесь, то, может быть, ступите на путь исцеления. Это не нам нужно. Это нужно вам. И я очень советую вам подумать об этом.
– Я хочу видеть племянника, – сказал Герланд, и в его повелительном тоне послышалась нотка горечи. – Передайте ему, пожалуйста, чтобы он пришел. Я хочу увидеть его славное лицо.
– Вы извинитесь? – спросила Этина.
– Никогда, – выплюнул Герланд.
– Очень жаль, – сказала Этина. – До свидания, дядя.
И они вышли, не сказав больше ни слова.
Глава Совета старейшин так и не изменил своего решения. Он просидел в тюрьме до самой своей смерти. Постепенно скудный поток посетителей иссяк, и Герланда перестали поминать – даже в насмешках. А потом и вовсе о нем позабыли.
* * *ФИРИАН ПРОДОЛЖАЛ расти. Каждый день он летал над лесом, а потом докладывал об увиденном.
– Озера больше нет. Теперь там яма с пеплом и золой. Мастерской тоже нет.
