не бог весть какой криминал. Тебя слегка накажут, самое большее, что тебе грозит, – одиночная камера дней на двадцать. Лечение подобного подобным.

Рита поникла и только вздрагивала от беззвучных рыданий.

– За что ее наказывать? – не выдержала я. – Это несправедливо. Можно же легко проверить, кто тут врет. Пусть нас всех допросят под сывороткой правды.

Рита перестала плакать и с надеждой посмотрела на Ментора. Но тот досадливо отмахнулся:

– Дети, дети! Сыворотка правды – очень дорогое удовольствие и применяется только к государственным преступникам.

– А по телеку говорят, что дешевое, – сказала я.

Ментор рассердился:

– Уж ты хотя бы молчи, Дерюгина. Не умничай. Дешевое по сравнению с другими видами допроса при расследований тяжких преступлений против основ Государства. Главное слово здесь «преступления против основ Государства». К нам не относится. Значит, так… Короче, Гамаюн… Рита. Дорогая. Я твой воспитатель, я много лет опекал тебя, заботился, я болею за тебя всей душой… Поверь… Послушай моего доброго совета. Это дело лучше замять, признай свою вину одиночества и…

– Здесь нет моей вины! – отчаянно закричала она. – Я что, по своей воле оказалась в ЗОДе?! Я была без сознания! Эти гады!.. А потом… Потом… Этот мерзкий Воропай… Эта тварь ползучая, холодная, злобная, бесовская личина! Он бы убил меня, я знаю… Он… Он… Не человек, он не человек!

Рита выглядела страшно, она плакала, смеялась и кричала одновременно. Охранницы держали ее.

– Это какое-то… кликушество уже, – пробормотал Юрочка.

Замечание не укрылось от ее чуткого слуха.

– А ты… – она ткнула в него пальцем. – Ты такой же! Только хуже! И гаже! Иуда… Никогда не прощу, никогда!

– Опомнись, Рита. Ты не Иисус Христос, – надменный голос его дрогнул.

– Да! Но когда я пред Ним предстану, я попрошу, чтобы всех вас поджарили в одной сковородке!

– Гамаюн! – закричал Ментор и застучал невидимой указкой.

Но ее было не унять.

– Твари! Сволочи! Я там валялась одна… Как падаль в канаве… Как падаль! А теперь мне шьют одиночество?! Нахрен мне не сдалось это ваше долбаное одиночество! Двадцать дней! Двадцать долбаных дней карцера! Да я там, блядь, с ума сойду! Я не вынесу, я не хочу, не могу быть одна… Суки!.. Лучше бы я сдохла в том овраге!..

Ее увели. Последние слова она выкрикивала уже за дверью камеры свиданий.

– Ну, и что с ней делать? – развел руками Ментор, когда мы вышли из тюрьмы.

– Ее нужно на психиатрическое освидетельствование, – сказал Юрочка. – Она безумна.

Ментор посмотрел на него просветленными глазами.

– А ведь ты прав! Да, Юра! Да. Это выход. Да… И вообще, ты держался молодцом… Кремень! Учись, Дерюгина! Вот как надо работать.

– Что значит работать?

– Значит помогать следствию, а не мешать ему.

– Я и помогала, – сказала я.

– Дура! – вдруг накинулся на меня Юрочка – Думаешь, ты помогла ей? Она теперь готова до конца идти. До шариатского суда. Ты не понимаешь? Если бы мы могли убедить ее, что все ее обвинения – ложь и бред, мы бы могли спасти ее!

– Надо же, – мстительно сказала я. – У тебя тоже зуд спасателя?

– Ну, я хотя бы никого пока не утопил.

– Дети, дети! – взмолился Ментор. – Не грызитесь! Я так устал. Сожрите где-нибудь друг друга – только чтоб я не видел. Не при мне!

В тот же вечер Рита отозвала все свои обвинения. Трюк ли Ментора с хиджабом сработал или что-то еще – кто знает. Ее отправили в карцер на две недели – до конца учебного года.

37. Лебединое озеро

Интересно, будет ли по этой нейрограмме проведено новое следствие? Вряд ли. Даже если бы там обнаружилось на тридевять статей преступлений… Кого волнует, что происходит на зонных территориях? Особенно в детских городах. Судебные ошибки, фальшивые светляки, резня бензопилой, лечение молитвой… Естественный отбор.

И ведь я сам поспособствовал этому. Я невольно открыл новую эру «духовно и физически здоровых детей», эру русского спартанства. Моя НСК-терапия изменила всю демографическую политику. Нет, разумеется, первый лавр – роботам. Которые вытеснили из мегаполисов всю эту многомиллионную человечью армию рабочих и половых. Нянек и брадобреев. Таксистов и строителей. Все исчезло – и чумазый пролетарий, и офисный планктон. Эти белковые передаточные механизмы постепенно выпали из цепи «сырье – производство – сервировка – желудок». Их заменили идеальные абиотические рабы: не болеют, не уходят в отпуск, не косячат, не ждут повышения, не ноют о прибавке к зарплате и не бунтуют. Именно тогда Москва и начала закрываться, отсекать обменные связи с окраинами, превращаться в замкнутую систему.

С приходом НСК-терапии у элиты открылась перспектива относительно вечной молодости и неограниченной фертильности – это означало, что очень скоро, кроме потомков элиты, в мегаполисах ни для кого просто-напросто не останется места. Так произошло окончательное окукливание и засекречивание Москвы, Питера и нескольких других крупных городов державного значения. В то же время была принята доктрина «о естественном оздоровлении нации», касающаяся детей плебса. Она гласила, что дорогостоящая и трудоемкая забота Государства о больных и нежизнеспособных детях не только экономически неоправдана, но и противоречит духовным традициям самого народа, который, как показывает история, тем здоровее, многодетнее и ближе к Богу, чем меньше он заботится о теле и чем больше – о душе. Отныне – никаких прививок (благо, народ их боится). Никакого лечения, кроме любимых народом трав, заговоров и припарок. Выживают только самые приспособленные, самые имунно и психически крепкие – вот они-то как раз государству и полезны. Рекруты будущего процветания нации. Обожженная глина, закаленный металл. Победа над гниющим западом, над обществом утерянного иммунитета. Абсолютная гармония желаний власти и народа.

Леднев закрыл нейрограмму и устало растер глаза.

Так. Почти шесть. Когда уже снимут режим ЧП? Долго они еще будут нас взаперти мариновать? Сколько еще ждать этих «дальнейших указаний»? Что там происходит снаружи?

– Стена. Покажи-ка новости за день.

На центральной панели включился экран.

– «Аномальная погода для сентября. Из-за снежного урагана многие москвичи застряли в пробках и опоздали на работу. Городской голова заверил Помазанника, что Силовой Купол над Москвой будет готов ко дню Празднования Сороковой Годовщины Его Коронования…»

– Дальше.

– «Житель поселка Хрустальный Мост застрелил всю свою семью и покончил с собой. Им оказался заместитель начальника 17-й службы УСБ КТБ…»

– Дальше.

– «Москвичи обеспокоены внезапным приступом активности хакер-анархистов: многие с утра обнаружили листовки и надписи…»

– Дальше.

– «В Ипатьевской слободе зарезали выкреста. Местные власти говорят, что это провокация – орудует банда тайно жидовствующих…»

– Дальше.

– «Генерал армии Евсей Буянович Пацук доложил Верховному Главнокомадующему, что наши доблестные войска на Каспии разгромили врага и захватили кибернетическое оружие…»

– Умную бурю. Знаем, знаем. Дальше.

– Сообщение от Федерального оперативного штаба Национального Антитеррористического Комитета: «Сегодня в 15.35 на все системы Москвы была совершена масштабная кибер-атака запрещенной организации Хаканарх…»

– Дальше.

– Дальше ничего нет.

– Что значит – нет? С обеда никаких новостей?

– Никаких.

– А что есть?

– Чайковский. Лебединое озеро.

– Не понял… Повтори. Я, наверное, ослышался.

– Лебединое озеро. Прямая

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату