Рассел Фостер (Russell Foster), профессор нейробиологии в Оксфорде, указывает на то, что даже с учетом существующих моделей сна пробуждение среди ночи — не всегда основание для беспокойства. «Многие люди просыпаются ночью и паникуют, — говорит он. — Я говорю им, что они переживают рецидив бимодальной модели сна».
Нет ничего проще, чем провести исследования по изучению биоритмической активности человеческого организма «в идеальных условиях» и просчитать эффекты перехода человеческих производств на естественное персональное время. Могу лишь предрекать, что уход от традиционного мракобесия «подгона людей» под какие-то временные рамки, позволит не только увеличить продолжительности жизни, но и улучшить экологические и экономические показатели. Это только видимость того, что работа всей страны с 8—00 час до 17—00 час проявление производственной дисциплины, на самом деле разумнее привязываться к реальным результатам от эффективности работы каждого человеческого организма. Если организм природой создан для эксплуатации в режиме трёхмодального сна, со сдвигом на индивидуальные фазы, так и служить он будет дольше и исправней в режиме трёхмодального сна, а не как сейчас — 8 часов раз в сутки. А это основа радикальной перестройки общества и не надо «решать проблемы» с пробками в часы пик, с инфарктами миокарда, с градусами кипения человеческой агрессии и многие сегодня нерешаемые проблемы «рассосутся сами собой», ибо проблемы рукотворные и ни кем не санкционируемые, кроме глупых бумажек за подписями, каких-то очень важных людей нельзя считать «законами», так как он один на Земле для всех- Закон природы. Наше бездумное забитое какими-то кем-то придуманными делами жизненное расписание не позволяет нам рассмотреть преимущества встречи с какими-то иными состояниями сознания в естественной среде проживания — кроме восьмичасового сна от усталости.
В книге Дугласа Рашкоффа «Шок настоящего: когда все происходит прямо сейчас» есть понимание многих вещей, в части временного персонального восприятия человеком суточного времени. Он пишет:
«Смысл в том, что время не нейтрально. Часы и минуты не типичны, а специфичны. Что-то нам лучше удается утром, а что-то — вечером. А самое невероятное, что время дня меняется в зависимости от конкретного момента 28-дневного лунного цикла. На одной неделе мы более продуктивны ранним утром, а на следующей — эффективны в полдень.
Технология дает нам возможность игнорировать все эти уголки и трещины времени. Мы можем пересечь десять часовых поясов за то же самое количество времени. Мы можем принять мелаксен или золпидем, чтобы уснуть по прибытии на место назначения, а затем, чтобы проснуться утром, выпить одну из таблеток риталина, прописанных сыну с расстройством внимания. Тогда как технологии развиваются, вероятно, с такой же скоростью, с какой мы их придумываем, наши тела эволюционируют в течение тысячелетий, причем в согласии с силами и явлениями, которые мы едва понимаем. Мы не просто должны учитывать ритмы тела — тело функционирует в соответствии с сотнями, или даже тысячами различных часов, которые связаны и синхронизируются много с чем еще. Человек просто не может эволюционировать так быстро. Наши тела меняются по совсем иной временной шкале».
Однако, Рашкофф предлагает не отбросить наши айфоны и режим постоянного онлайна, а придумать, как технологии могут улучшить нашу биологию: «Да, мы переживаем хронобиологический кризис с депрессиями, самоубийствами, раковыми заболеваниями, плохой производительностью и социальным дискомфортом — в результате того, что нарушаем и сбиваем ритмы, которые поддерживают нас и синхронизированы с природой и между собой. Однако то, что мы узнаем, дает нам возможность обратить этот кризис в благоприятную возможность. Вместо того, чтобы пытаться переобучить наши тела совпадать с искусственными ритмами наших цифровых технологий и их артефактов, мы можем использовать цифровые технологии для перепланировки своей жизни в соответствии со своей физиологией». В 1949 году философ Жан Гебсер (Jean Gebser) писал, что в основе кризиса западной цивилизации лежит время. В попытке «идти в ногу со временем» мы стараемся приобщиться ко всему, что происходит, одновременно. Но вероятно, это неверный подход. Неправильное отношение ко времени. Измерять время так, как мы это делаем, — не так важно. Может, нам нужно сделать шаг назад и начать присутствовать — не тем образом, который Рашкофф критикует в своей книге, а очно. Выпить эпоху информации залпом.
Похоже, наш современная проблема с «быть в сейчас» ничем не отличается от дзенского коана «выпить океан залпом». Невозможно это сделать, буквализируя время на маленькие отрезки, тиканье часов, электронные сообщения, уведомления в Facebook и сигналы на жидкокристаллическом дисплее. Их слишком много. Но наша перегрузка информацией может, на самом деле, быть ограничением не цифровой эпохи, а того измерительного сознания, которое мы в нее привносим. Что скажете? Как нам справиться с потоком, как это называет Джеймс Глейк (James Gleick)?
Не один, два, три… человека постигают истины мироздания, но систематизировать все предположения о природе времени пока не представляется возможным от всеобщей дезориентации.
Как ни булькай серым внутричерепным веществом, а кто-то из обладателей «высшей истины» служит источником не предсказуемых комбинаций поворотов судьбы всех субъектов заполняющих мир. С какой-такой стати в человеческий мир планеты Земля 31.12.2019 заявился супер короновирус по имени Ковид-19. Ничто не предвещало осветление человеческих мозгов и на тебе снова на исторической сцене появился добрый «самаритянин» в виде шарикообразного микроорганизма. Не просто появился, а стремительно начал свою социальную реформу всего земного человечества, но об этом пока можно рассуждать только в гипотетическом плане: слишком стремительна и уникальна ситуация, чтобы адекватно расцениваться закоснелым человеческим мозгом. Понятно одно — произошло что-то очень и очень глобальное в модели существования человечества.
Социальное время
После того, как мы рассмотрели важнейшее для любого человека — персональное время, выясняется главный конфликт в определения времени, который обозначили капиталистические отношения, в которых всё сводится к получению максимальной прибыли. А максимальная прибыль тем или иным способом получается от эксплуатации человека-производителя в максимальное время для производства прибавочного продукта. Алчность раннего капиталиста практически ничем не ограничивалась, разве животным страхом перед бунтом рабочих. Поэтому люди, с появлением искусственного освещения в производственных цехах, вкалывали по 12 часов в две смены, а при тяжёлых условиях труда в три смены по 8 часов, с минимальным количеством выходных и очень неадекватной зарплатой. Сдельная оплата труда создавала иллюзию мотивации рабочего работы до потери пульса ради «приличного» заработка. Однако, в процессе развития более эффективных средств производства этот алгоритм эксплуатации стал существенно изменяться. Автоматизация и роботизация производства стали вытеснять человеческие ресурсы из производственной сферы. Частично капиталистам эту проблему удавалось решать расширением номенклатуры производимого товара и развитием сферы услуг. Рост популяции человека в двадцатом веке достиг своего пика за счёт роста продолжительности жизни и снижения детской смертности. Мировой капитализм в спешном порядке начал примерять на себя социалистическую, филантропическую и благотворительную маски. Рост социального благополучия при капитализме привёл к прекращению кровопролитных межклассовых военных сражений. В международной политике практически исчезли открытые боестолкновения из-за появления мощного оружия массового уничтожения. Остались локальные военные конфликты устрашения технически малоразвитых стран. Смертоносные эпидемии бактериологического и вирусного происхождения получили серьёзные ограничения с развитием медицинской науки. По крайней мере, так считалось до короновирусной пандемии Ковид-2019. В итоге, принудительный труд