…Он жил в прошлом, со своей Вероникой и их детьми, в красивом, солнечном доме. Его жизнь протекала в вонючих ямах, в подземельях и на аренах. Он шел по песку, натыкаясь на мечи, ножи, плети, которые оставляли следы на коже – но мир его был там, где не было боли, а царила смерть… Он протыкал живые тела, он убивал тех, кого вчера считал друзьями, развлекал чернь и знать. Нет, это не была настоящая жизнь… Мертвая женщина забрала его к себе, дух Варга витал с ней. Они сплели свой мир в стране мертвых, куда просто забыли взять его тело. Он принадлежал смерти весь, без остатка…
Зазвенели струны, руки Винты взметнулись вверх, коснулись запястьями. Она вышла вперед, из-под опущенных век сверкая синим блеском глаз, выгибая полноватый, но гибкий и сильный стан в такт музыке, маня еле уловимой улыбкой полных губ. Высокая грудь поднималась под глухим воротом платья, соблазнительная и опасная. Полилась мелодия, песня о пастухе и его возлюбленной… Кто-то из солдат запел несильным, но приятным тенором, жалуясь и жалея о преданной им любви. Девушка посередине круга тосковала о мужских руках…
Варг сам не заметил, как встал и пошел мелкой, но твердо поставленной поступью. Ворвался в круг и заключил тоскующую девушку в ловушку страсти. Солдаты отступили назад, освободив место для танцующих. Мелкие, точные движения сильных мужских ног, изогнутые дуги обнимающих рук партнерши… Струны пели под пальцами, задавая ритм движениям женщины и выпрямленной мужской фигуре, ладно описывающей круги вокруг нее… Музыка лилась, наполняя все вокруг сдержанной болью, дрожало девичье тело в ритмичном всплеске рук, такое манящее и такое доступное…
Танцующие были все ближе и ближе, ладони соприкасались в ритм звенящим струнам, и боль, сладостная боль несбывшейся любви наполняла все вокруг словами певца… И они вливались в сердца, наполненные сейчас лишь безграничной любовью и нежностью, и эти мужчина и женщина стали единственными существующими в мире – лишь слабость и сила… Любимый, покинувший любящую… Девичий призыв, потонувший в ночи… Находящиеся в дюйме друг от друга натянутые фигуры не соприкасались, четко вибрируя в такт призывной, томящей мелодии, наполненной вековечной тоской. Музыка возникала из воздуха и света только что поднявшейся луны, девушка изгибалась в середине круга. Как давно эта песнь брошенной возлюбленной раздалась в ночи, рожденная израненным сердцем? Мольба слов растворилась в темноте, воины застыли…
Их грубые сердца таяли в звуках, разбрызгиваясь на капли жалости, о которой они уже и забыли. Струны замерли… Очарование спало.
Танцор резко повернулся и вышел из круга. Глаза смотрели сквозь солдат, и они отступали перед его взглядом, не смея задержать. Он был вне этого момента, и все почувствовали это. Он жил в своем мире, и его мир отрицал жизнь. Варг был полон своим прошлым. Он сам был прошлым – сгустком боли. Шаг уходящего становился все быстрее, он свернул в замок и скрылся из вида…
Винта на мгновение моргнула растерянно, но тут же, овладев собой, стала кокетливо раскланиваться аплодирующей толпе. И тоже вдруг ушла за уже удалившимся партнером. Не хлопали ей два человека.
Граф Бен вышел со двора, никем не замеченный, а Эда, присев на перила, наблюдала за происходящим острыми глазами… Она так задумалась о чем-то своем, что не слышала, что происходит вокруг. Дван подскочил к ней. Его разные глаза блестели весело и задорно.
– Ты не танцуешь?
Девушка посмотрела удивленно. Этот парень не боялся ее! После того, как она едва его не убила! Веселье этого рыжего детины хлестало через край, и оно было таким искренним… Впрочем, он, похоже, немного пьян. Эда не знала, что ему отвечать.
– Я не умею…
– Ты не умеешь танцевать? – удивленно закричал бывший драаг. – Да я тебя научу в одно мгновение!
Она колебалась, как себя с ним вести. Ответить резко ей не хотелось. После танца Варга и Винты в ее душу проникло какое-то чувство… Что это было? А Дван уже сгреб ее в охапку со словами: «Смотри, ты держишь меня за руки и просто повторяешь мои движения». Через несколько минут танцующие образовали круг…
Варг подошел к окну, чтобы закрыть ставни. Звуки музыки и крики раздражали его. Взгляд упал на цепь мужчин и женщин, проносящихся мимо костра… Там, внизу, в веселящейся толпе он увидел девушку с длинной лисьей косой. Она танцевала, переходя от одного солдата к другому. Она танцевала хорошо. В ней чувствовались и центр, и ось… На минуту он задержал на Эде взгляд. Это веселье было кощунственно для его памяти. И захлопнул ставни.
Глава четырнадцатая
ТАЙНА
Окно спальни выходило на восток, и в комнате рано темнело. Эр-ланда продолжал преследовать запах пыли, и приходилось все время держать окно открытым. Но сейчас он поморщился: слишком шумно… Отправляющимся в поход солдатам накрыли столы, пригласили женщин, выкатили вино. Всё, чего он старался избегать – толпа народа, продажная любовь, чревоугодие – сегодня наводнило замок. Оказывается, там были и музыканты, и вот теперь раздались звуки музыки и пение. Он прислушался. Что это? Старая как мир мелодия его родной земли… Музыка льется, и кажется невозможным, что этот надрывный звук рвущейся души могут издавать струны под живыми руками из плоти. Руками, рвущими дикие травы и перебирающими гриву лошади… Как странно, что есть кто-то здесь, в этом морском городе, утонувшем в беспределе последних двенадцати лет правления Травалов, кто помнит и поет эту песню – чистую, как горная река у ее истоков… Он вспомнил свое детство. В доме его отца танцевали вриту, народный танец, и аккомпанировали всегда с певцом. Когда-то и он учился ее танцевать…
Эрланд закрыл глаза и увидел перед мысленным взором танцующих родителей: взлет кистей и опущенные веки, пространство, не осмеливающееся заполниться между ними двумя, сильные икры и железный торс отца… От женщины в этом танце нужна лишь пластика – изгибающийся стан, взлетающие руки с тонкими запястьями. Она оставалась посередине, поворачиваясь лицом к обходящему ее партнеру. Танец требовал от него грациозности и силы, стройных ног и сильной спины. Это был танец красивых, мускулистых мужчин.
Колдун вдруг вспомнил глаза матери, как они текли темным огненным маслом, воспламеняя отца… Отец был страстным, слишком страстным. Немногим отличался от Травала своей жадностью, любовью к женщинам, безудержностью в удовлетворении желаний и прихотей. Воспоминания о том,
