— Я уж думал, что вы забыли обо мне, — без приветствия начал разговор священник и сел за стол, пододвигая к себе деревянную тарелку и накладывая в нее черпаком гуляш.
— Смотрю, мое лекарство поставило тебя на ноги, — сказал кардинал.
— Конечно. Только до этого я пять дней блевал и потел. Меня трясло от холода ночью, потому что сырая от пота одежда не успевала высохнуть, и трясло днем, когда волна чуть поднималась.
— Раньше оно бы все равно не подействовало. Такова его особенность. Природа, если желаешь. Не по своей злой натуре я терзал тебя, — Грюон налил себе вина.
Брат Хэйл молча смотрел перед собой, и обычно живой взгляд был тускл и неподвижен.
— Опять ваша собачонка захворала? — съязвил священник. — Выглядит он не очень. Квелый какой-то. Пыльным мешком пришибленный. Как таракан под тапком.
— Я смотрю, гудалис дал тебе не только крепость желудка, но и храбрость или злобу ехидную, — заметил пресвитер.
— Видимо, — священник налил себе воды и залпом выпил. — Уф-ф. Как приятно съеденное не вышвыривать за борт.
— Ты ешь, брат, ешь. Изголодался. Дело обождет.
— Конечно, обождет, — снова слишком смело ответил Волдорт. — Чего ж вы бы тогда меня позвали? Никак не на ужин.
— А что, если на ужин? — усмехнулся кардинал, сев поудобнее на своем стуле с высокой спинкой и резными подлокотниками и подперев подбородок кулаком. — Неужели один брат по вере не может сострадать другому и прийти на помощь в его страданиях? Ты страдал, я тебя излечил, когда смог. И сейчас предлагаю тебе со мной преломить краюху хлеба насущного. Это так правильно. Не находишь?
— Не нахожу. Я узнал вас достаточно, чтобы понять, что сострадание и помощь ближнему для вас лишь ступень для достижения своей цели, — Волдорт с вызовом глянул на собеседника.
Он понимал, что тот позвал его не просто так, и в очередной раз им предстоит скрестить клинки.
— Что же в этом дурного? — удивился Грюон, как показалось Волдорту, наигранно. — Каждый человек движим какой-либо собственной целью. И когда какой-нибудь возвышенный философ говорит, что печется о благе других, я смеюсь ему в лицо. Ни одно существо не беспокоится о другом, не думая о выгоде для себя.
— Даже мать, пеленающая дитя?
— Даже мать. Ведь если дитя не пеленать, оно будет орать и тем самым вызовет мигрень. Лучше запеленать. Не так ли? — кардинал широко улыбнулся.
— Это какая-то извращенная логика, — брезгливо сморщился Волдорт.
— Не без этого. Я вообще считаю, что бескорыстие — это нечто странное. Может, даже опасное для развития и роста человечества как вида.
— Послушать вас, так каждый должен быть себялюбцем.
— Каждый и есть себялюбец в первую очередь. В твоем возрасте, и особенно учитывая, откуда ты и что это не первая твоя фаза жития, ты должен это знать. В большей или меньшей степени. Но каждый человек думает прежде всего о себе.
— Это философская тема без ответа и с бесконечными аргументами. Двое с противоположными взглядами не найдут в ней точек понимания. И, думаю, не ради нее вы снова позвали меня. Так случалось и раньше, так что с чего бы этой закономерности измениться. Зачем я вам, Ваше Высокопреосвященство?
— Ты осмелел и говоришь уже не так смиренно. Я бы даже сказал, дерзко, — кардинал, видимо, вовсе не злился, его это скорее забавляло.
— Возможно, это ваш корнеплод или овощ, как его там — гудалис, действительно развязал мне язык, —сказал Волдорт, хотя знал, что это не так.
Он был зол. Зол из-за того, что понимал, кого перевозит в странных ящиках Грюон. И знал, что за серебряный обруч на голове его смолкшего слуги.
— Брось, — пресвитер словно прочел его мысли, — ты в ярости. В бешенстве. Будь твоя воля, ты бы кричал на каждой площади, что кардинал, проводник к Богу, пастырь святой церкви свободно пользует некромантию. И возит с собой мертвеней. Вполне себе порядочных таких мертвеней, поднятых не заблудшими душами, случаем удивительным, но направленной черной магией. Так ведь?
Волдорт скривился.
— Конечно, так. И даже если я скажу, что поднимал их не я, а Аббук, а я лишь связал и подчинил, ты не переменишь своего мнения.
Волдорт даже подскочил, услышав имя Аббука — одного из любимчиков Кашша. Он, конечно, может поднимать мертвых этого Мира, но для этого ему потребовалось бы находиться здесь. Но он бы никогда по доброй воле не вернулся назад в Королевство Мертвых, он бы не отдал своих мертвеней, а значит, кардинал выкинул его прочь.
— Как вам это удалось? — с напором спросил священник.
— Я заманил его в ловушку, если сказать попроще. И он с радостью в нее попался. Как видишь, даже Высшие духи — белые, черные, красные или в крапинку — не всегда умнее нас, обычных смертных. Кроме того, здесь, в Немолчании, они хоть и могущественны, но также уязвимы. Надо просто знать, каким оружием их бить. Все, как и у нас. Ведь не стоит кидаться с кулаками на латника. Не стоит пехотинцу принимать на щит удар кавалерийского копья. Так и тут. Подобрав оружие, можно успешно бороться и с ними.
— Но зачем вам… это? — Волдорт стрельнул взглядом по сидящему неподвижно Призраку. — Ведь он…
— Он все еще мой верный слуга. Хоть сейчас он уже далеко.
— Так зачем?
— Я просто отнял у Мертвых оружие. Глупо ведь биться с тем, что нам предстоит, нашими луками, стрелами и заточенными кусками железа.
— Нам предстоит биться?
— Конечно. Ты же сам меня стращал Радастаном. Да и видел ровно столько же, сколько и я. Неужели так и не сделал выводов?
— Если приходил Эллоаро…
— Да-да-да, — кардинал отмахнулся от Волдорта, — если приходил Эллоаро, то лапки в стороны и падай ниц. Неизбежная гибель и все такое. Так, что ли?
Волдорт нехотя кивнул.
— Думай, священник, думай своей седой башкой, ведь ты же не юный мечтатель. Мозарт был тут. Мозарт! Тебе же известна ценность этого демона? Так неужели Радастан послал свое ценнейшее создание на убой просто так? Как думаешь?
— Едва ли. Они не хуже нас видят и плющ, и пустулы, — Волдорт вздохнул, — только вот и вы тоже не выглядите озабоченным. Скорее возбужденным, словно поставили на скачках и ваш ставленник идет первым на два корпуса.
— А скажи мне, хорошо ли ты знаешь ходящих? — Грюон наклонился вперед.
— Достаточно.
— Тогда скажи мне, Волдорт, станет ли ходящий преследовать Мозарта, ну, просто так? Ведь бой с ним опасен даже для него, я полагаю.
— Не просто так, — Волдорт внимательно смотрел на кардинала. — Но я помню,
