— Это превосходно. Прекрасно, — пресвитер потер ладони друг о друга, как торгаш, что провернул выгодную сделку.
— Задачка сошлась с ответом? — поинтересовался Волдорт.
— Еще как сошлась. Еще как.
— А мне можно узнать ответ?
— Ты его уже знаешь. Я все условие тебе дал, — таинственно ответил кардинал. — Но сейчас я хочу поговорить о будущем.
— Не совсем понял вас, — пожал плечами священник.
— Ты обещал, что сделаешь все для того, чтобы твой друг или сын мне помог. Так ведь?
— Еще нет, — Волдорт настороженно смотрел на Грюона.
— Да. Согласен. Еще нет, — подтвердил кардинал, — но все уладилось лучшим образом. И для этого мне не нужно ни лгать тебе, ни принуждать. Я скажу тебе лишь правду. Правду всегда говорить легко и приятно.
— Что уладилось? — священник наклонился вперед, предчувствуя недоброе: слишком уж довольным выглядел кардинал, чересчур довольным.
— Помнишь, брат мой, там, в замке Марка Ирпийского, ты видел эхо? Помнишь ведь?
— Помню. И никак не могу взять в толк, кто же ваш провидец. Уж столько времени прошло, а я не уловил больше ни единого эха. Никогда не поверю, что вы не прибегали к его помощи, а значит, он зрел. Но раз он зрел, видел бы и я.
— Он далеко от нас, но все еще зрит для меня. Баш на баш. И, самое обидное для него, что обмануть меня не может. Бедняжка. Ему так этого хочется.
— Так что же он видел?
— Вот главный вопрос. Что же он видел. Пойдем, я покажу тебе, — кардинал поднялся и направился на верхнюю палубу.
Волдорт тенью последовал за ним.
— Тебе же известно о посыльных, которые не видят лжи?
— Конечно. Кардарахи. Это существа из Кольца. Родина их — Равнины. Это верные спутники эккури. Мы их приручили. Они могут принимать образ любой птицы, и только птицы, какая по нраву их хозяину. Но в Немолчании таковых нет и быть не может.
— Прекрасно, —кардинал и Волдорт поднялись на высокую корму.
Грюон оперся о позолоченный фальшборт и глубоко вдохнул.
— Чувствуешь? Люблю свежий бриз. Этот запах не сравнится ни с чем.
Волдорт ждал. С одной стороны, его мягкой, но упругой лапой тянуло любопытство, с другой — когтистая пятерня волнения. Сердце неровно колотилось, то затихая, то ускоряясь.
— Вы хотели мне что-то показать, — не выдержал он.
— И я покажу, — кардинал наслаждался каждой секундой.
Он уже держал фигуру над доской, готовясь объявить шах и мат.
— Мой прорицатель далеко, но весточки от него мне приносят, — Грюон медленно и немного театрально, будто пародируя лицедеев с ярмарочных подмостков, протянул вперед руку.
Послышался хлопок и звук тяжелых крыльев, рассекающих воздух. Потом раздался хриплый клекот, и на предплечье кардинала опустился кардарах. Волдорт обомлел и не рухнул на палубу лишь благодаря тому, что вцепившиеся в борт руки словно одеревенели.
— Узнаешь? Ты-то точно узнаешь его. Знаешь, как я получил это чудо?
Волдорт молчал, не в силах произнести ни слова.
— Хочешь узнать? Нет? Но я все равно расскажу. Люблю иногда прихвастнуть, особенно если действительно есть с чего. Давно, около двадцати лет назад, я нашел птицу в лесах близ Кердафа. Она была ранена и едва могла опереться крыльями о землю. О, мне одной секунды хватило понять, что это не творение Живущих Выше. Еще бы. Она обратилась на моих глазах. И надо признать, я едва не принял ее за какой-то вид оборотня и не прикончил тут же. Но, как видишь, этого не произошло. И знаешь, как я поступил потом? Я скрыл ее от чужих глаз. Кормил, поил и выходил. Знаешь, что я теперь думаю? Думаю, этот кардарах служил тебе когда-то верой и правдой. Наверное, вы дружили. И он рванул за тобой в брешь, которую создал твой сынишка для тебя. К сожалению, выход у вас был разный. Не знаю, где его носило, но он явился в Немолчание много позже. Такое бывает с этими брешами, знаешь ли. Когда в дверь для одного ломятся двое, то лишь один выходит, как и планировал. Для другого места нет, и его швыряет куда и когда попало. Так ведь? Но что-то я отклонился от темы. Много сил и терпения мне понадобилось, чтобы понять и приручить его. И более того, стать ему тем, кем ты был до того. Другом. Кто мне помог? Да все тот же Остэлис. Умный муж был. И достойный. С самим ходящим дружбу водил. Книг много оставил после себя. Я прочел все, хоть многое из них начинаю понимать лишь сейчас… Как думаешь, признает тебя птичка? Протяни руку!
Волдорт вытянул перед собой руку. В его глазах стояли слезы. Кардарах взмахнул крыльями и перепрыгнул с одного предплечья на другое. Заклокотал, захлопал крыльями, поднял желтый хохолок. Клюв его уменьшился, крылья втянулись, осыпались черные перья: на руке Волдорта сидела совсем другая птица — пестрая, с зеленоватыми острыми длинными крыльями, с прямым клювом и белой россыпью мелких перышек над глазами.
— Признал, — восхитился кардинал, — каков молодец. Так ему ты поверишь? Поверишь Вестнику, Что Не Слышит Лжи?
Волдорт сглотнул комок в горле. Его душили слезы, но он держался. Он поднес руку ближе к лицу. Взгляды птицы и человека встретились. И кардарах показал увиденное. Все длилось не более нескольких секунд. Птица вернулась к кардиналу, опять принимая другой облик. Священник горестно вскрикнул, упал на палубу и зарыдал. Его плечи тряслись. Пальцы царапали, а кулак бессильно молотил желтую доску. Он хотел что-то сказать, но с его губ срывались лишь обрывки слов, больше похожие на причитания. От глубокой душевной раны лицо Волдорта исказилось до неузнаваемости. Дрожали дряблые щеки, вздулись вены на шее. «Мальчик, мой мальчик», — прорвались через бессвязный набор звуков несколько хорошо различимых слов.
Но кардинал был терпелив, как бывает терпелив лишь тот, кто добился настоящей победы. Он поднял руку, отпуская кардараха. Птица взлетела и через мгновение исчезла в вышине среди облаков. Грюон нежно и предупредительно помог Волдорту встать, подал платок, чтобы тот вытер лицо.
— Мне жаль, брат мой. Но вместе мы можем это изменить, — тихий и ласковый голос пресвитера был полон сострадания. — Ветвь еще не запущена. Я уверен в этом.
— Я помогу вам, — бесцветно ответил Волдорт и, шатаясь, пошел к своей грязной постели, отмахнувшись от учтиво подставленной руки помощи.
34-2.
34.
Южное солнце, скрывая под видимой лаской свой суровый и беспощадный нрав, мило улыбалось с безоблачного неба, смотря на трех путников и коня. Они уже который день брели по степи, то прячась в