– Это было самое романтическое предложение руки и сердца, ты в курсе?
– На романтику ты не реагируешь, Танни.
Прежде чем я успела ответить, Гроу уже подтянул меня к себе вместе со старинным стулом и впился поцелуем в мои губы.
– Снимать нельзя! – Вопль Ленарда заставил меня подскочить.
Обернувшись, я увидела, что одна из девиц смущенно прячет телефон, цветом лица сливаясь с губной помадой подруги и сползая под стол. Под взглядом Гроу она вскинула руки: я ничего снять не успела, – зато теперь на нас глазел весь ресторан.
– Фе, – сообщил мой теперь уже точно сын и показал на мои губы. – Фе, фу, фу!
– Когда увижу тебя с девчонкой, мало не покажется, – пообещал Гроу.
– Идите в пустошь. – Он закрыл лицо ладонями. – Вместе со своим шестнадцать плюс.
– Счет, – коротко произнес Гроу, когда к нам приблизилась официантка.
– Это вам подарок. От заведения. – Девушка покраснела и протянула коробочку с пирожными. – Можно автограф?
– Можно, – ответила я, потому что, судя по выражению лица Гроу (это выражение я знала очень хорошо), он собирался ее послать.
– Драконы их задери! Я думал, хотя бы здесь получится нормально посидеть…
– Все отлично, – сказала я.
– Правда? – Он вгляделся в мое лицо.
– Правда. Это цена славы, я все прекрасно понимаю.
Ленард фыркнул, а я продолжила:
– Кстати, именно поэтому мне нравится скромная должность сотрудника по спецэффектам. Ты идешь в перечне кучи имен, и на тебя никто не обращает внимания. Как думаешь, скоро я смогу нормально ходить по ресторанам?
Реклама Ильеррской, в смысле предстоящей премьеры, шла полным ходом, поэтому на какое-то время мне действительно предстояло мириться с узнаваемостью. Фильм очень ждали: он позиционировался как «без цензуры», это была одна из фишек рекламной кампании. Еще одной фишкой было двойное режиссерство, поскольку часть снимал Гроу, а часть Джамира, и в той части, которую снимала она, в некоторых сценах Гроу привлекали в качестве консультанта. Мировое сообщество (те серьезные личности, которые собирались меня смотреть, когда я еще была ходячей зажигалкой) допустило Ильеррскую к мировому прокату, и, видимо, именно поэтому показ постоянно переносили. Чтобы создать достаточный ажиотаж.
– Никогда, – хмыкнул Гроу, – потому что мне предложили сделать живую постановку, и я согласился.
– Когда?!
– Вчера. – Он пожал плечами. – Давно не работал в этом направлении.
– У-у-у… – сказала я. – Это значит, тебя круглосуточно не будет дома?
– Раньше тебя это не волновало.
Я пнула его под столом. Больно.
– Для тебя у меня всегда найдется время. Ты же об этом знаешь, Танни?
– Знаю, – серьезно ответила я.
– Сю, – сказал Ленард. – Сю. Сю… Сю.
Мы с Гроу посмотрели на него одновременно, и Ленард поднял руки вверх, сползая под стол и продолжая давиться смехом.
Если еще пару часов назад у меня были сомнения, то сейчас, глядя на это все, я понимала: да, мы семья. Окончательно и бесповоротно.
– Ненавижу критиков! – сказала я. С чувством. – Ненавижу!
Гроу философски пил кофе.
– Я их ненавижу, ты в курсе?
– Да, ты уже минут пятнадцать об этом говоришь. – Он подвинул ко мне тарелочку с тарталетками. – Поешь, иглорыцка.
– Ры, – сказала я и засунула в рот тарталетку.
Целиком.
Это позволило мне целых пять минут сосредоточенно жевать и не говорить про критиков, но не думать о них я не могла. Премьерный показ состоялся несколько дней назад, и это, наверное, был один из самых счастливых дней в моей жизни. Даже несмотря на то, что наши с Гроу фотки не сходили со всех сайтов, со всех публичных страниц: на них я была в красном платье от Ферначьери, которое шили на заказ под эпоху Ильеррской. Правда, свободная легкая ткань все равно подчеркивала огромный живот, но дракон меня покусай, в кои-то веки у меня была грудь! Да еще какая! Нет, я бы не сказала, что сильно по этому поводу комплексовала, но… Но у меня была грудь!
И рядом с Гроу я смотрелась просто шикарно, вот не знай я, что это – Танни Ладэ, хотя теперь вообще-то уже Танни Гранхарсен, ни за что бы не сказала. Гроу тоже выглядел отпадно, и своему стилю он совершенно точно не изменял. Разве что рубашку от Эста Санден не оставил навыпуск, а заправил в брюки и надел пиджак. И то ненадолго.
– Чувствую себя как дрангхатри в сбруе, – пояснил он, а потом пиджак мы где-то забыли. Честно, уже не помню где: я так волновалась, что мало что запомнила. К счастью, рядом был Гроу, который в основном со всеми общался, а то я бы точно что-нибудь подпалила, несмотря на долгие месяцы практики. Когда же с огромного экрана на меня хлынули кадры Ильеррской, окончательно забыла обо всем.
На почти три часа я забыла о том, что я – это я. О том, что я вообще нахожусь в просторном кинозале, куда стеклись все сливки шоу-бизнеса со всего мира и куча кинокритиков. Я просто смотрела и понимала, что мне дико невыносимо нравится то, что все мы сделали. Наша команда.
Даже Ленард воздержался от своих комментариев, а сидевшая справа от Гроу Джамира просто плакала. Я видела, что она улыбается. И плачет. Такое бывает, когда переполняющее тебя счастье становится невыносимым. Я видела их всех, всех наших ребят, кто приехал или пришел на премьеру. Тех, с кем мы создавали то, что сейчас казалось реальностью. Нила и Ширил (ну да чешуя с ней, с Ширил), спецэффекты от «Хайлайн» были на высшем уровне. Особенно я гордилась тем, что драконы в пустоши, в Саолондарском ущелье и все обороты (Теарин, Даармархского, Янгеррда) были моих рук делом.
Я смотрела и думала о том, что прошло чуть меньше года, а мне кажется, целая жизнь. Целая жизнь, сосредоточенная на архивах Ильеррской, целая жизнь на съемочной площадке бок о бок с самыми чудесными людьми, с которыми мне приходилось работать.
Мой взгляд споткнулся всего два раза: первый – о Паршеррда, но с ним нам предстояла фотосессия, и не споткнуться было нельзя. Второй – о Хеллирию, то есть о Сибриллию, которая, как всегда, была безупречна. Удивительно, но Гроу сразу заметил, что я скисла, и утащил меня в дальние коридоры раньше, чем фотографы успели это поймать.
– Мы с Сибриллой вместе мечтали петь, – сообщил он, прислонившись к стене напротив меня. – Это все, что нас связывало.
– С чего ты взял, что меня это вообще волнует?
– С того, что я не хочу, чтобы ты всякий раз в ее присутствии превращалась в угрюмую иглорыцку. Мы познакомились на курсах вокала у одного весьма именитого музыканта, но в то время и мне и ей путь в шоу-бизнес был не просто закрыт, а завален, как отходные пути из Ильерры при правлении Горрхата. У нас намечалось что-то вроде нежной дружбы, но все эти наметки закончились, когда я свалил в Аронгару.
– И у вас вот совсем ничего не было?
– Совсем. На тот момент Сибрилле нужно было нечто гораздо большее, чем я мог ей дать, да, собственно… до тебя я никому ничего не мог дать. Поэтому у нас была дружба по вокалу.
– А
